Игра в умолчания - Макс Мах

второй недостаток, несомненно, связан с вашей грудью, не так ли? – попробовала угадать Вильма.

– Точно так, – светски улыбнулась Тина. – Вырез великоват, и… э… – Она едва не смутилась, но все‑таки удержалась, чтобы не покраснеть. – Мои груди станут… волноваться, – нашла она еще одно подходящее слово, – при резких движениях… Например, при фехтовании или во время драки… Ну, и еще они будут вываливаться в декольте… я думаю.

– Вполне разумный подход, – согласилась с ней Ада. – Боюсь, у меня могут возникнуть те же проблемы, тем более что у меня и грудь больше.

– Вероятно, вы правы, – задумчиво кивнула Вильма. – Что можно сделать? – обратилась она к приказчице.

– Подол можно укоротить, не лишая его этой чудной отделки кружевами, – ответила все еще пребывающая в некоторой прострации женщина. – Где‑нибудь на линии бедер, которая и в любом случае окажется ниже ременного пояса. Это вопрос получаса работы, не больше! Всего лишь умелые руки, ножницы и иголка с шелковой нитью… Впрочем, мы могли бы убрать лишний кусок и выше. Скажем, на пядь ниже линии груди, и сделать там вставку из плотных кружев. Как вам такая идея?

– Она мне нравится. – Адель взяла сорочку из рук Тины и повернула к себе. – Да, это идея! А какие кружева у вас есть?

– Я бы предложила «шейранскую изморозь», – обернулась к полкам с товаром вновь воодушевившаяся приказчица. – У меня как раз есть ленты нужной нам ширины и плотности. Вот, извольте посмотреть!

И на прилавок легли три кружевные ленты разной плотности и ширины.

– Эта! – сразу же сказала Тина, поднимая с мрамора серебристые кружева плотного плетения, действительно напоминавшие своим видом снежную изморозь на стекле.

– Хм. – Ада взяла в руки другую ленту с золотистым плетением. – А мне, пожалуй, вот эту.

– Великолепный выбор, – кивнула Вильма. – Чувствуется, милые дамы, что вы женщины со вкусом.

– Вы в самом деле сможете выполнить всю работу за полчаса‑час, пока мы находимся в мыльнях? – спросила Ада, возвращая кружева на прилавок.

– Разумеется! – едва не всплеснула от удивления руками приказчица. – Наша репутация…

– Мы это уже поняли, – остановила ее Тина. – А если мы захотим по паре таких рубашек?

– Это никак не отразится на времени исполнения заказа, – заверила торговка.

– Тогда перейдем к теме сисек, – предложила Ада, заставив, к слову, приказчицу покраснеть, а Вильму залиться громким смехом.

– Я бы рекомендовала широкую ленту из виссона[3] или батиста, – предложила Вильма, отсмеявшись.

– Я могу предложить белый или золотистый виссон отменного качества… И да, кое‑кто нашивает на ленту серебряные или золотые крючки, как на шелхондских диадемах, и тогда ленту можно застегивать на спине после трех или четырех оборотов.

– Шелхондские диадемы, – повторила за приказчицей Ада. – Звучит заманчиво, но где же мы найдем здесь, в Савое, эти чертовы крючки?!

– В ювелирной лавке матушки Верстаад, – указала куда‑то за спины женщин приказчица.

– Что ж, – улыбнулась Адель. – Я хочу две такие ленты из виссона, одну – белую с серебряными крючками, а вторую – золотистую, ну и крючки, соответственно, золотые.

– Не стану оригинальничать и закажу то же самое. – Тина и впрямь не знала, что можно придумать лучше того, что выбрала дама‑наставница.

– Хорошо, – «вернулась» в разговор Вильма. – А что у нас с панталонами?

5

– А вы красавица, – сказала Вильма, когда после долгих, но удивительно приятных массажей, растираний и омовений они оказались в просторном мозаичном бассейне, наполненном теплой водой, напоенной ароматами плававших по ее поверхности лепестков роз трех разных цветов и пунцовых лилий южных земель.

Шел третий час их пребывания в термах Кейсы Харм. После приятной во всех отношениях прогулки по торговым лавкам первого внутреннего двора Тина, хотя она этого и не планировала, оказалась обладательницей двух нижних рубах и четырех пар панталон – двух из нежно‑фиолетового канафаса[4] и двух из крашенного шафраном[5] батиста, двух лент из виссона для поддержания грудей, белой и золотистой, двух муслиновых[6] рубашек со шнуровкой и кружевным воротником – белой и цвета индиго,[7] – шевровых[8] штанов – шосов[9] с серебряным шитьем, перваншевого[10] с серебром замшевого колета,[11] сафьяновых[12] темно‑синих сапог и такого же камзола с костяными пуговицами и серебряным галуном. Все это – и откуда бы в женском царстве найтись одежде мужского покроя? – и многое другое – портупею, например, из тисненой кожи, или велюровую шляпу с широкими полями – ей буквально навязала дама Хурн аф Омине. Впрочем, Вильма утверждала – и была при этом весьма убедительна, – что сейчас, в пору осенних праздников, ей, как и любому другому чеанцу, следовало принести дары какому‑нибудь незнакомцу, чтобы снискать прощение в глазах Всевышнего, а размер подарков напрямую зависит от уровня доходов. Так что Тина и Ада всего лишь помогли Вильме исполнить свой религиозный долг. Все бы хорошо, и они с Адой в конце концов поддались на уговоры, перестав твердить, что у них самих есть деньги, чтобы заплатить; все так, но Тину не оставляло тревожное чувство, что на севере в Бога верили как‑то иначе. Впрочем, не являясь теологом, она не могла сказать по этому поводу ничего определенного.

– А вы красавица, – сказала Вильма, беззастенчиво рассматривая нагую Тину. – Нет, нет, милая, вам нечего опасаться, – улыбнулась она, заметив, как видно, мгновенную реакцию девушки. – И раньше, да и теперь иногда, я отдаюсь только мужчинам. Но это не значит, что я не могу оценить красоту другой женщины. Но вы, определенно, не северных кровей, моя милая. Определенно нет!

Сама Вильма, несмотря на возраст, ощущавшийся в погрузневшем теле, все еще выглядела скорее хорошо, чем наоборот. Оценить достоинства новой знакомой в полной мере Тина, естественно, не могла: она не была мужчиной, тем более зрелым мужчиной. Однако она представляла, пусть и в общих чертах, чем отличается тело молодой женщины от тела женщины в годах. Стать уходит быстрее ума, говорят в Але, и, видимо, правильно говорят, но Вильма, скорее всего, являлась всего лишь исключением из правила.

– Ну, что