Ведьма правды - Сьюзан Деннард

Увиденное здание походило на их разрушенный маяк возле Веньясы, только оно стояло не на пропитанном солью берегу, а на поляне, заросшей зеленой травой. Плющ полз по стенам, обвивал их и пробивался внутрь. У основания были густые заросли.

– Иди за мной, иди за мной, – пропела Тень, хотя на самом деле Изольда не могла ни пойти, ни просто шевельнуться. Так же, как видела глазами Тени, она двигалась в ее теле.

– Где мы? – спросила Изольда, пытаясь повернуть голову Тени и увидеть что-то кроме арочного входа в круглую комнату.

Вечернее солнце – ярче, чем в Нубревнии – проникало в комнату через окна с разбитыми стеклами, и Тень направилась к винтовой лестнице, расположенной сзади. Она двигалась странной, подпрыгивающей походкой, как будто ходила на носочках. Как будто собиралась в любой момент кинуться вперед вприпрыжку.

Она действительно начала прыгать со ступеньки на ступеньку, когда оказалась на истертой лестнице. Она поднималась, поднималась, поднималась, не отрывая взгляда от ступеней и не отвлекаясь от своих мыслей. Добравшись до второго этажа, Тень подошла к окну, в железной решетке все еще торчали осколки стекла.

– Мы в Познани, – наконец ответила Тень. – Знаешь, что это? Это столица некогда великой республики Аритуании. Но у каждой страны есть свои взлеты и падения, Изольда. И скоро республика восстанет из пепла. Скоро руины превратятся в города, и на этот раз погибнут другие народы.

Пока Тень говорила, она свесилась с подоконника, и перед глазами появилась широкая улица с сотнями… Нет, сотнями и сотнями людей.

У Изольды перехватило дыхание. Они стояли рядами, мужчины и женщины, и даже в янтарном свете заката невозможно было не заметить их обугленную кожу. Абсолютно черные глаза.

А над головами каждого из них висели три оборванные нити.

– Кукольница, – выдохнула Изольда.

Тень замерла и, кажется, затаила дыхание. Потом она отрывисто кивнула, отчего перед глазами Изольды все закачалось.

–Да, меня называют Кукольницей. Но мне это не нравится. А тебе, Изольда? Так несерьезно. Как будто то, чем я занимаюсь,– детская игра. Но это не так, – произнесла она с нажимом. – Это искусство. Мастерство плетения. И все же никто не назовет меня Ткачихой. Даже король! Это он сказал мне, что я Ткачиха, а теперь отказывается называть меня так.

– Хм, – произнесла Изольда, почти не слушая бредни девушки. Ей нужно было увидеть и посчитать как можно больше распадающихся, когда взгляд Кукольницы оказывался направлен на них. К тому же, похоже, девушка не читала мысли Изольды, она была слишком поглощена своими собственными.

В каждом ряду было по десять человек. Мужчины, женщины… иногда встречалась маленькая фигурка, похожая на ребенка постарше. Но взгляд Кукольницы никогда не задерживался на отдельных людях, и Изольда была слишком занята оценкой численности армии, чтобы сосредоточиться на тех немногих деталях, что она могла уловить. Изольда насчитала около пятидесяти рядов, и это была даже не половина стоящих на аллее. Слова Кукольницы ворвались в ее сознание:

– Ты тоже Ткачиха, Изольда, и когда ты научишься плести, мы вместе примем наше новое имя.

– Вместе?

– Ты не такая, как другие ведьмы нитей, – сказала Кукольница. – Ты жаждешь все поменять, и у тебя достанет для этого ненависти. Ярости, способной расколоть этот мир. Скоро ты сама поймешь. Ты примешь себя такой, какая ты есть на самом деле, а потом придешь ко мне. В Познань.

В желудке Изольды поднялась тошнота – отвратительная, ее почти невозможно было сдержать. Поэтому девушка выдавила из себя лучшую ложь, на которую была способна:

– Ты выглядишь усталой. Мне тебя так жаль. Ткачество выматывает?

Кукольница, казалось, улыбнулась.

– Знаешь, – мягко сказала она, – ты первая, кто спрашивает о таком. Разрыв нитей выматывает, но именно разговор с тобой отбирает больше всего сил. И все же… – Кукольница опустила глаза, и ее усталость стала ощутимой, когда она наклонилась вперед и прижалась лбом к железной перекладине на уровне глаз. Она вздохнула, словно металл успокаивал ее боль. – Разговор с тобой стоит того. В последнее время король так зол, хотя я делаю все, что он требует. Разговор с тобой – единственное светлое пятно в моем дне. У меня никогда раньше не было подруги.

Изольда ничего не ответила. Любая мысль или движение могли выдать то, что пульсировало у нее внутри: ужас.

И – что еще хуже – легкое чувство жалости.

К счастью, Тень не обратила внимания на молчание Изольды, а продолжала говорить:

– В ближайшие несколько дней меня не будет, Изольда. Мой король дал поручение, которое окончательно истощит меня. Думаю, после этого я буду слишком усталой, чтобы найти тебя. Но, – сказала она многообещающе, – когда я полностью восстановлюсь, я снова приду к тебе. – Кукольница сделала паузу, чтобы зевнуть. – Прежде чем уйти, я должна поблагодарить тебя. Все эти планы и замыслы, спрятанные в твоем сознании, очень порадовали короля. Именно поэтому он дал мне такое важное задание на завтра. Так что спасибо – только благодаря тебе все это стало возможным. А теперь мне нужен отдых, раз уж я должна разделаться со всеми этими людьми, как было приказано.

«Какие люди? Что за планы? – попыталась спросить Изольда. – Что ты узнала из моих мыслей?»

Но слова не шли. В ее мозгу, на языке, в легких, как молнии, вспыхивал бешеный огонь.

А потом – так же внезапно, как и появился – вид на Познань погас, как фонарь, и Изольда вернулась в собственное тело. Вернулась в свои сны и погрузилась в свой ужас.

Никогда в жизни Аэдуан не тратил столько сил и внимания, чтобы выследить кого-то. С Сафи все было просто – ее кровь обнаруживалась легко, но кровь этого человека, с ее заледеневшей озерной водой и снежными зимами, была неуловима. В один момент ее запах оказывался у Аэдуана в носу, а через двадцать шагов он терял его, но натыкался снова дальше в лесу.

В этом не было никакого смысла, и к тому времени, когда колдун в сотый раз потерял запах, он уже почти перестал хотеть вернуть принца. Рано или поздно он предаст Леопольда, захватит Сафи и доставит ее отцу. Но каждый раз, когда Аэдуан задумывался о том, чтобы бросить принца на растерзание невидимому врагу, странная ноющая боль впивалась в его тело. Шея начинала чесаться. Словно…

Словно он был в долгу перед принцем и считал себя обязанным вернуть этот долг.

К тому времени как след опять исчез, солнце уже опустилось за горизонт. Аэдуан стоял перед черным, скрытым в тени утесом,