Майкл Роэн - Кузница в Лесу

Потом на улице раздался перестук подков, запели рожки, послышались новые крики, и внезапно высокий мужчина на белом боевом коне врезался в толпу бунтовщиков, раздавая приказы громовым голосом. У его пояса висел меч в ножнах, но он прокладывал себе дорогу огромным кнутом. Его бронзовые волосы развевались на ветру, а из толпы, подававшейся то в одну, то в другую сторону в стремлении уклониться от ударов копыт и кнута, доносились пронзительные выкрики. За всадником появились люди в доспехах городской стражи и бросились на бунтовщиков, щедро раздавая удары древками копий.

При виде стражников буйство толпы сразу же сменилось паникой. Бунтовщики бросили свою жертву и разбежались, в спешке наступая на несчастного юношу, а всадник и стражники начали разгонять немногих оставшихся. Элоф облегченно вздохнул, но в следующее мгновение увидел, как один из отставших неожиданно повернулся, наклонился над распростертым юношей и хладнокровно всадил ему в живот длинный нож. Последний бросок Элофа лишь скользнул по бедру убийцы, и тот, погрозив кулаком на прощание, исчез в ближайшем проулке. Когда всадник легкой рысью вернулся к месту первой стычки, юноша уже перестал корчиться и лежал неподвижно. По приказу всадника двое стражников подбежали к нему. Один из них склонился над телами палача и жертвы, потом посмотрел на всадника и покачал головой.

К тому времени, когда они наконец спустились вниз, Керморван уже был во внутреннем дворе. Он отвел своего коня на конюшню и на ходу громко распорядился о том, чтобы подали завтрак.

— У меня пропал аппетит, — мрачно сказал Элоф, проследовав за воином в прохладный сумрак малого обеденного зала, где седой старый слуга расставлял на столе несколько простых блюд. Иле, которой самой приходилось убивать людей без малейших колебаний, согласно кивнула.

— Вам нужно подкрепить силы, — сухо отозвался Керморван, оторвав большой кусок от буханки еще горячего пшеничного хлеба, лежавшей перед ним. — Вы, должно быть, сильно утомились, перебросав на улицу половину черепицы с моей крыши.

Он запил хлеб глотком крепкого сидра и улыбнулся уже более сочувственно.

— Знаю, вам ничего не оставалось делать. Но если без шуток, постарайтесь больше не трогать крышу: эта черепица очень старая, и ее замена обойдется недешево. Что касается мальчика, вы правильно сделали, когда отогнали этот сброд, но утешьтесь: несмотря ни на что, они в своем роде вершили правосудие. Этот юноша вместе с двумя сообщниками рано утром ограбил лавочника, пожилого человека, который вполне мог умереть от пережитого потрясения.

На высоких башнях цитадели, обращенных к морю, звонко запели трубы, приветствуя рассвет и возвещая о начале нового дня. Элоф потер щетину на подбородке.

— Но зачем? Ведь это лишь усиливает трения между горожанами и северянами и может привести к новому бунту. Ты уверен, что так оно и было на самом деле?

— Мы взяли одного из сообщников, и он во всем сознался. По его словам, они голодают, и я верю ему — одна кожа да кости. Но они также хотели отомстить за северянина, которого ограбили в пригородах на прошлой неделе. Отомстить! В результате, насколько мне известно, в сегодняшних беспорядках погибли еще двенадцать человек, причем десять из них северяне. А сейчас, наверное, жертв стало еще больше. Стоит ли удивляться, что я настаиваю на немедленном и безжалостном подавлении беспорядков? Если не положить им конец, они будут множиться.

— Да, но будь осторожен, — хмуро сказала Иле. — Ты накличешь беду на себя, если окончательно утратишь популярность среди горожан. Спроси Рока или Ферхаса: они слушают местные сплетни. Повсюду говорят, что ты слишком мягко обходишься с северянами. Они загнали этого юношу и собирались повесить его перед твоими окнами… сделать тебе небольшой подарок, раз уж ты так любишь северян. А ведь ты до сих пор лишь кандидат на должность Стража Границы и еще не имеешь надлежащей власти.

— Начиная с сегодняшнего дня все будет по-другому. И разве я не получил полную поддержку своих действий в Синдикате на ближайшие полгода?

— Брион и его крикливые приспешники вряд ли согласятся с этим, — заметил Элоф.

Керморван пожал плечами.

— Если другие не могут действовать достаточно быстро, я обязан исполнять свой долг, невзирая на Бриона. Даже без провокаций в городе было много бунтов и мелких стычек, Элоф; они начались в середине зимы, когда ты еще был болен и лежал в постели. Сначала мы думали, что это обычная человеческая глупость, первая реакция горожан на приток беженцев с севера, когда мы сами терпим горькую нужду. — Он снова пожал плечами. — Теперь понятно, чем это может кончиться. С каждым днем положение ухудшается, а беженцев становится все больше, пока эквешцы свирепствуют в Норденее. Простолюдины боятся; они не верят, что наша земля сможет прокормить всех. Честно говоря, я и сам начинаю сомневаться. Страх питает ненависть с обеих сторон, ненависть ведет к преступлениям, а преступления — к мятежу.

— И к всеобщему безумию! — фыркнула Иле, встряхнув своими густыми черными кудрями. — Вы, люди, просто сошли с ума, если можете творить подобное насилие над своими сородичами и готовы терпеть насилие в ответ. Посмотрите на нас! Разве мы втроем не прошли через многие опасности и не успели на помощь твоему народу? И какую благодарность мы получили? Конечно, Керморван, тебе они рукоплещут — во всяком случае, многие из них. Они готовы сделать тебя Стражем Границы, и это заслуженная честь. Но мы? Даже твои сторонники в Синдикате указывают пальцами на Элофа как на какого-то северного чародея, возможно, благожелательно настроенного, но недостойного доверия. А меня они называют его любовницей! Я вряд ли смогу выйти в город без сопровождения… и это твои друзья! А что говорят твои враги — этот лунатик Брион со своей сворой…

— Но они просто злобствуют! — запротестовал Элоф. — Совершенно ясно, что Брион стремится лишь свести старые счеты. Не можешь же ты утверждать, что многие, кроме его ближайшего окружения, считают…

— Их больше, чем ты думаешь! — отрезала Иле. Ее темные глаза сверкнули. — Они не хотят верить, что находились на грани поражения и гибели. Кроме того, им не хочется признавать, что они были спасены чужестранцами. И с каждым днем их становится все больше. Что ж, с меня достаточно. Я ухожу, и скоро! Обратно в подгорное царство, а этот город может хоть опуститься на дно морское: мне все равно!

Мужчины вскочили и принялись возражать, но Иле упрямо скрестила руки на груди и с каменным лицом откинулась на спинку стула.

— Не тратьте слов попусту! Я терпела так долго лишь для того, чтобы убедиться, что Элоф выздоровел и мое лечение прошло успешно. Теперь он больше не нуждается во мне. Я приняла решение.