Фрейлина. Предотвратить - Тамара Шатохина

груди, а вместе с ним и жажду. Не мог заставить себя поесть все это время, только пил и пил.

- Минут, вашескобродие! – ринулся тот исполнять.

Константин прислушался к своему состоянию - собран, решителен и все-таки порядком расстроен. Внутренняя тяжесть, досада... а вот злости, на удивление, не было. И должен бы злиться на отца, но нет…

Слишком хорошо знал его и понимал тоже.

Знал, что тот не имел ни малейшего желания занимать российский престол, и когда все же пришлось, это оказалось далеко не праздничным событием. Больше того – ввиду военной смуты, разворачивающейся за стенами Зимнего, они с мамой всерьез готовились умереть и отец просил ее принять смерть достойно, а она обещала ему это.

Власть упала на плечи отца каменной глыбой, стразу же потребовав жестких и даже кровавых решений. И взяв ее, как человек военный и обязательный, он сложил на благо и алтарь Отечества все, что мог. Здоровье, время, сон и даже счастье своих детей. Он просто не представлял, что может быть как-то иначе. Что можно иначе.

Злости не было. Но и полностью покориться его воле Костя не был готов.

В словах Таис «у России никогда не было и не будет друзей, только временные союзники», если проанализировать предыдущие исторические события - был смысл. Он намеревался говорить об этом с Нессельроде, нужно было знать мнение министра и насколько оно отличается. Развить эти мысли в дальнейшие и получить мнение о возможных союзниках и врагах… Великобритании, в частности.

До этого Великий князь был далек от политики и дипломатии, но, очевидно, пора теперь вникать, анализировать, обговаривать… и окончательно утвердиться в личном мнении – что лучше для России.

Полагаться единственно на логические выкладки Таис, пускай и имеющей выдающиеся аналитические способности, не следовало. Он была убедительна, но этого недостаточно – речь шла о вещах слишком серьезных.

То есть… следующей в списке встала беседа с Карлом Васильевичем и желательно в приватной обстановке, чтобы он высказывался не должностными формулировками, а собственным мнением. Которое, впрочем, Константин также не собирался слепо принимать на веру. Согласен был с Таис, что любая война, это результат недоработки политиков – они бывает ошибаются. И у Нессельроде случались в прошлом серьезные ошибки, могут и впредь…

Подпунктом на листе было дописано – добыть исключительного качества десерт, неизвестный еще Марии Дмитриевне. Что было весьма затруднительно, но… ничего невозможного нет. Расположить к себе и возможно своему отдельному мнению мадам Нессельроде было необходимостью.

- Ваше высокоблагородие, разрешите напомнить – вскоре предстоит обсервация. Примете доклад здесь? – уточнил вахтенный унтер.

- Нет, выйду, - встал капитан, наскоро допивая остывший чай.

Натянул фуражку, вышел…

Ожидая доклад старшего офицера и обводя взглядом фрегат, наблюдая экипаж «Паллады» и его выверенные действия, он чувствовал, как все жестче и тоскливее сжимается в груди – он ведь осознанно расставался со всем этим. Не с морем, но с истинно морской службой, переходя заодно в разряд «штабных», который не особо любят в войсках. Да он и сам их не особо жаловал.

- Восемь склянок бить, - скомандовал глухо и привычно пригласил офицеров в кают-компанию.

Обед проходил в тишине. Тихо звякали о фарфор приборы, булькало вино, разливаемое в бокалы… Салфетки на коленях, безупречные манеры, встревоженные лица, вопросительные взгляды друг на друга. Понимающие впрочем… кто из них в свое время не терпел сердечное крушение? Штука тяжелая, а порой, казалось, и неподъемная.

- Артемий Тимурович, - вырвавшись из раздумий, будто только вспомнил капитан, обращаясь к Заверюгину.

- Владислав Семенович, - взглянул на капитан-лейтенанта Шкурятина.

Офицеры встали.

- После прошу вас остаться для разговора. Прошу прощения, что прервал, продолжайте обед.

Никто не задавал вопросов, не заговаривал – впервые трапеза в кают-кампании напоминала собой поминки.

Начинался разговор трудно. Константин понимал, что должен быть предельно откровенен, но серьезно мотивировать свои действия пока еще не мог. Да только его мысли подхватили с полуслова:

- А ведь это ваше решение довольно предсказуемо, - сверкнули глаза у Шкурятина, - у самого подошвы горели, когда проиграл сражение за Севастополь… ведь я прав – всё соотносится с этой игрой? Штабные учения… я прекрасно чувствовал себя на стороне предполагаемого противника и был совершенно беспомощен в роли защитника. Спать ночью не смог, все соображал и мыслил…

- Вы правы, Владислав Семенович. Мне тоже покоя нет от этого. Обращаюсь к вам, как к способным и надежным офицерам, а еще людям свободным, не семейным – вы согласны в том числе составить на месте мою команду?

В Шкурятине он был абсолютно уверен – отличный службист, предельно дисциплинированный и исполнительный, при этом он так и фонтанировал инициативой. Контролируя ее, впрочем, и разумно обосновывая. В этом они были похожи с Заверюгиным.

Шкурятин был приятен в общении и хорош собой – средний рост, гибкий стан, живость в движениях и самоуверенность в осанке… соломенного цвета волосы и такая же бородка – шкиперская, чисто бритая по щекам, шли ему необыкновенно, как и загорелый красный цвет кожи, и яркие голубо-серые глаза, в которых светился ум.

- Готов следовать за вами, почту за честь продолжить в дальнейшем службу совместно! – вытянулся в струнку офицер.

- А вы, Артемий Тимурович?

- А я?.. – нахмурив брови, Заверюгин прямо взглянул в глаза командиру: - Прошу прощения, но вынужден отказать вам, Константин Николаевич. Я все так же прошу вас о ходатайстве по переводу меня в испытательную команду. Прошу прощения, но сплю и вместо дамских прелестей вижу во сне рогатые мины. Сил нет, как захвачен этим новшеством и возмущен в то же время - доработана сама мина, но не тактика ее применения. Я считаю, что использовать их следует не спорадически (*единично), а как элемент спланированной морской стратегии. Также убежден, что минное направление - одно из главных составляющих защитных действий. Да взять тот же Севастополь!

- Хорошо помню жар и упорство, с которым вы обсуждали прошедшие в сороковом году испытания, - кивнул командир, - я стану ходатайствовать за вас, Артемий Тимурович. И к следующему году попрошу повторно обдумать мое предложение, а именно - курировать минное производство и испытания уже на Черном море.

Заверюгин потрясенно молчал, но смотрел так, что прямого ответа уже и не требовалось.

- Русском! – упрямо мотнул головой Шкурятин.

Константин улыбнулся – все знали об этом пунктике упрямого офицера…

Так называли море, когда русские овладели Крымом и Таманью создав Тмутараканское княжество, с которого контролировали