Фрейлина. Предотвратить - Тамара Шатохина

звучала родная речь и я чувствовала себя в безопасности. Мы много бродили, остановившись в Смоленске на два дня, смотрели крепость. Дальше началась Польша - Минск, Варшава, Лодзь… дороги не стали хуже, но буквально лезла в глаза откровенная бедность. Я соображала – почему так?

На улицы России нищета выплеснулась после отмены крепостного права. До этого крестьяне – самое бедное сословие, оставались на местах и не светили собой, нищенствуя. Мастеровые же, торговый люд, чиновничество… имели какой-никакой достаток. В польских губерниях личную зависимость крестьян от помещиков отменили еще в 1807-м… Будущая реформа 64 года во многом повторяла польский опыт, сохранив вотчинную зависимость: земля, находившаяся в пользовании крестьян, являлась собственностью помещиков, крестьяне были обязаны отбывать барщину или платить оброк.

Дрезден, Нюрнберг… дороги ухоженные, одежда на людях опрятная. Но прогулки по вечерам прекратились и больше того – Фредерик нанял для нас сопровождение, вооруженную охрану. Я не смогла определить для себя с чем это связано, но разбой на дорогах крохотных немецких королевств, графств и герцогств процветал. Надежды на заступничество трех здоровых мужиков – самого Фредерика и двух кучеров с бородами-лопатами – Степанов, очевидно больше не было. Теперь мы старались ночевать только в больших населенных пунктах, дневные переходы удлинились и часто заканчивались уже в темноте.

Оставив позади границу Российской империи, я старалась вообще не контактировать с местным контингентом – появилось и все крепло опасение подхватить какую-нибудь местную… современную болячку. Скученность поселений и населения увеличилась, массово появились нищие и бедные люди, а значит и больные… А теперь еще и угроза ограбления.

Сразу после экипажа всегда штормило. Меня принимал в руки муж и вел к месту ночевки поддерживая, а иначе меня вело что-то другое и совсем не туда – вестибулярный аппарат отмачивал те еще шуточки.

Но движения не хватало и, чуть придя в себя и поев, я долго ходила по комнате туда-сюда. Пол скрипел, Фредерик вначале заходил узнать, что не так… потом привык. Под нашей с Дашей дверью каждую ночь спал на своем кафтане один из Степанов.

Сама не заметив когда, я стала ходить «так, как нужно» - ступая мягко и осторожно. Делала это уже на постоянной основе, инстинктивно оберегая того, кто во мне живет. А еще, после привычной вечерней молитвы я обязательно говорила с почти незаметным еще бугорком, наметившимся в области талии. Или тихо пела ему детские песенки, с тревогой прислушиваясь к своему состоянию. Вроде и не совсем плохо – ни выделений, ни болей, но я худела. Хотя, казалось, куда уже?

И при этом не голодала. Вечером и с утра я обязательно ела и в основном то, что готовила для меня Даша – легкие каши, творог с молоком и ягодами, вареный картофель, овощи. Хлеб, супы и бульоны, сготовленные не лично ею, женщина вначале пробовала сама. Была раньше такая должность, кажется, только при королях. А еще я старалась побольше пить - если истощение, то хотя бы не обезвоживание.

Я не знаю, что делала бы без нее – грубоватой и простой, как валенок, Даши. Еще в Бородино, увидев, как она сблизилась с местными травницами-монахинями и их ученицами, я задумалась… Но тогда не нашла в себе сил задать простой вопрос - не хочет ли она остаться при монастыре? Все-таки человек вольный. Вон даже Илья испугался чужбины. Но остаться без нее? Нет, я не была готова.

Спросила потом, позже, пообещав дать денег и отправить с кем-нибудь обратно, если возникнет такое желание. Ответа ждала со страхом…

Она отмахнулась:

- А где разница-то? У них там еще и похлопотнее будет. Поглядела уж я – почти все и знаю. А там с вами вдруг новому чему научусь?

О ее семейном положении я ничего не знала. Вернее, понятно было, что с ним что-то не так, но поднимать в дороге возможно болезненную тему не стала, оставив на потом.

После Нюрнберга я решила брать быка за рога. Фредерик как раз нанес мне визит, поменявшись местами в каретах с Дашей.

- Послушайте, ну даже не смешно уже – мы почти у ворот, а я не знаю, что нас ждет… кто нас ждет? Хотя бы кратенько – где мы будем жить? Отдельно или с родственниками? Кто они?

Его недомолвки и умолчания уже не просто напрягали - бесили. В конце концов, для беременной женщины синдром гнездования нормальное явление. И нервы у меня с этой поездкой стали совсем ни к черту. Мне нужно было, необходимо знать о своем будущем гнезде хоть что-нибудь.

Помрачнев, муж запрокинул голову на диванную спинку, смотрел какое-то время вверх… Потом усмехнулся.

- Для меня это будет такой же новостью, а может и сюрпризом, как и для вас, Таис. И где мы будем жить, и ждут ли нас там вообще.

Увидев, наверное, выражение моего лица, поспешил успокоить:

- Если с родственниками сложится не самым лучшим образом, я обязательно что-нибудь придумаю.

- А не лучше ли уже сейчас… – начала я.

- Нет, - спокойно отрезал он, - лучшим будет определиться с ними и уже потом принимать окончательное решение.

- Кхм… как скажете, - растерялась я, уже отвыкнув от такого тона.

Внимательно взглянув на меня, он заметил:

- Хорошо бы – таким образом вы обращались ко мне и в присутствии…

- … ваших родственников, - задумчиво закончила я, - как скажете, муж мой.

Вымученно улыбнулась… интересное дело - придется воевать? А за что? Не за мое точно – за его. Не уверена, что способна сейчас. И, чтобы немного отвлечься и отвлечь его, решила поделиться интересным:

- А вы знаете… что подле Смоленска мы проехали мимо клада? Наполеон сбросил награбленное в Москве в озеро под названием Семлевское. Речь шла уже не об улучшении жизни с помощью трофеев, а о спасении ее.

- И вы об этом смолчали?! – с готовностью подхватил он.

- Озеро было больше похоже на болото еще при Наполеоне, сейчас, наверное, уже совсем затерялось среди топей. Думаете – одна я знаю о кладе? Пушки, старинное оружие, украшения Кремля и даже крест с Ивана Великого…

- Поздно, к Смоленску уже не побегу. И я насчитал там более сорока мостов, не считая бродов… думаю, топей не меньше, чем рек. Но то, что вы умеете замалчивать и утаивать вещи важные, Таис… я запомню, - грустно улыбался муж.

Не получилось ни отвлечь, ни отвлечься самой. Не просто грусть… я чувствовала в нем