Фрейлина. Предотвратить - Тамара Шатохина

То, что случилось с ним и теперь продолжалось, можно было назвать «штормом» и «затишьем». Ночь с Таис – шторм, он поднял из глубины скрытое в нем ранее, перемешал прежнее понимание жизни с нынешним, обескуражил и даже слегка сбил с толку. Но копаться в себе в попытке понять случившиеся перемены, было уже как бы и не нужно, потому что сразу случилось послештормовое затишье.

Не штиль – опасное во всех отношениях явление, нет – слабый ветер. Идеально, чтобы оправиться от шторма.

Понимание правильности и предопределенности случившегося, спокойствие и умиротворение… Крылья, уверенно и свободно развернувшиеся за спиной настоящего мужчины, преодолевшего еще один уровень понимания себя. Разумное равновесие в этом ощущении… безоговорочная уверенность в своих силах, окончательное осознание верности цели.

Нет, Мэри… больше не гадкий утенок – сокол, мощно взметнувшийся с высокой скалы в еще более высокое небо.

- Вероятно, это и есть окончательное становление личности, так это и происходит, - произнес он вслух.

- М-да? Да-да… - раздалось рядом отстраненно.

Константин озабоченно покосился на товарища.

Сейчас можно было говорить что угодно, нести абсолютную ересь – Шкурятин реагировал на одну только тему, на конкретные слова, касающиеся исключительно нового оружия. Да и в этом случае похоже с трудом вытаскивал себя из раздумий. Не расставался с книгой большого формата… впрочем, уже только ее обложкой, потом у что листы были безжалостно выдраны, а меж обложками разместились чертежи «пулемета», с которыми он не расставался даже ночью, кладя их под подушку.

Костя же пока только осознавал значимость нового изобретения, с трудом пробиваясь сквозь здравый смысл в сторону невероятного. А именно – восемнадцатилетняя девочка… легко и буквально походя… а скорее – порхая по самым верхам, изобрела новое оружие, способное перевернуть картину любого происходящего на этот момент в мире вооруженного противостояния.

Заставляя себя размышлять о вещах практичных, старательно давил в себе тоску по ней.

Расстояние, все увеличивающееся между ними, расстраивало и напрягало, заставляя мечтать об иных скоростях – да той же железной дороге. Или о пароходном передвижении по всей длине Дуная. Будь железная дорога проложена меж Штутгартом и Крымом или курсируй по Дунаю те же пароходы… и раз в месяц хотя бы, но они могли бы видеться.

Прогресс еще не шагнул так далеко, и средства передвижения мужчинам пришлось комбинировать. Если ранее они путешествовали с относительным комфортом, то сейчас все подчинялось соображениям скорости.

Вначале они добрались пассажирским дилижансом до Вены, не имея намерений задерживаться в Австрии – наблюдательный интерес в обоих иссяк под влиянием последних событий. У каждого по разной причине, но так было. Вена интересовала их, как станция речных пароходов.

Погрузившись на один из них, курсировавших между Веной и Белградом – «Мария-Анна», Константин много часов провел, наблюдая проплывающие берега, тронутые уже всерьез подступающей осенью.

Ранее где-то здесь проходила северная граница Древнеримской империи. Римляне обустроили вдоль нее знаменитый «лимес» - систему укреплений с крепостными стенами и рвами. На большом его протяжении частью этой системы был сам Дунай. Стоя на палубе и медленно проходя мимо, Костя увидел одну из наблюдательных башен, восстановленную в память о том времени. Рядом, на палубе, обсуждали постройку несколько пассажиров. Обратились к нему, и Константин нехотя поддержал разговор, постепенно увлекаясь – двое из этих мужчин следовали в Измаил, а это почти по пути.

Он только на ночь и спускался в тесную каюту, где пребывал в раздумьях каплей. В основном делал он это лежа – закинув руки за голову и глядя в никуда.

- А вы как полагаете, Константин Николаевич? - временно ожил Шкурятин в один из дней: - Таисия Алексеевна, возможно, ошиблась? Нет, таковое невероятно… просто я вовремя не сообразил уточниться у нее, а она не успела объяснить, - беспокоился мужчина, - ежели разговор о капсюле, пробиваемым механизмом подачи, то речь ведь идет уже не столько о пуле? Потому что капсюля при ней не имеется. То есть… существует некая необходимость… воссоединить капсюль и пулю? Сплавить в единое целое, так сказать, а иначе все прочее бессмысленно.

- Вы полагаете… пороховой заряд, капсюль и пулю следует совместить, заключив в общую оболочку? – задумался Константин, но это и все, что он успел.

Пробормотав что-то наподобие «да вы никак одного поля…» товарищ почти совсем выпал из жизни, дни напролет вычерчивая что-то карандашом на бумаге и производя математические действия – рассчитывая меру порохового заряда. Иногда правда выплывал из этого состояния и странно, будто даже смущенно улыбался… или до предела устало. Случалось, Константин заставал его уснувшим среди дня. Просыпался каплей резко, будто даже испуганно и сразу хватался за свои чертежи.

Константин всерьез обеспокоился его здоровьем и вначале еще пытался как-то помочь советами. А еще настаивал, чтобы тот обязательно ел и выходил на палубу хоть иногда – спокойно наблюдать творческие муки настолько высокого порядка было невозможно. Но потом молодой адмирал самоустранился от конкретного мыслительного процесса, терпеливо ожидая прибытия на место – конструкторских наклонностей оружейника в себе не нашел. К тому же они уже приближались к цели – низовьям Дуная, а еще он был уверен, что идея, поданная Таис, находится в самых надежных руках – Шкурятин жизни никому не даст, пока не воплотит ее в жизнь. Каламбур, рardonnez-moi…

Потрясающие воспоминания о ночи с Таис не растворились в памяти, как сахар в стакане чая. Он помнил каждый их миг, но теперь, спустя дни и недели, уже требовалось сосредоточиться, вызывая в памяти прожитые эмоции и ощущения. Он всерьез боялся позабыть со временем отдельные детали и мелочи, проклиная расстояния. Но твердо знал одно – теперь это его женщина. И ничего уже не способно изменить этот факт.

В Белграде компания из четырех человек зафрахтовала «дубок», потому что еще один пароход, принадлежащий Первой дунайской судоходной компании и спускающийся до Старой Молдавы, пришлось бы ждать больше недели.

Баркас с тесной надстройкой и парусно-весельным вооружением не шел ни в какое сравнение с пароходом. Четыре койки для пассажиров располагались в два яруса – только они здесь и помещались. Багаж и экипаж судна находились под открытым небом. На ночь правда причаливали к берегу, но в основном для того, чтобы сготовить на костре и поесть горячего. Им же и завтракали: застывшей до состояния крепкого студня рыбной юшкой или кашей со шкварками… или жареной в