Память мёртвых на Весах Истины - Анна Александровна Сешт

– Не забыл и теперь, я думаю. По крайней мере, он действительно хочет покарать заговорщиков, и я сам был тому свидетелем.

– И я, – вставил Сети. – В Абджу.

Царевич чуть кивнул рыжеволосому.

– Хорошо. Зачем здесь посланник из Нубта, я понимаю – и мы ещё поговорим отдельно чуть позже. Но как в эту историю оказался вовлечён ты, меджай? Твоя служба проходила далеко отсюда.

– Мы с моими братьями по оружию охраняли гробницу твоего отца. И гробницы других Владык, – с усилием проговорил Нахт.

Вспоминать о том времени было больно, и он понимал: рана не заживёт никогда. Коротко меджай переглянулся с Сети: что говорить? Рассказывать ли о Шепсет? Поверит ли царевич?

Одними губами рыжеволосый прошептал: «Только правда».

И Нахт повёл рассказ, сухо повествуя о событиях, с которыми было сопряжено слишком много эмоций и воспоминаний.

Рамсес был хорошим слушателем и редко прерывал вопросами, в основном интересуясь положением дел в городах и селениях. Хмурился упоминаниям о голоде и забастовках, об участившихся беспорядках и вообще о бедах, которые теперь переживал народ Кемет после смерти прежнего Владыки, сдерживавшего Исфет. Известия о том, как подставили Руджека и телохранителей, глубоко опечалили царевича, и он даже не скрывал. Как и Усерхат, Рамсес знал стражей своего отца лично.

А когда Нахт рассказал ему о сожжённом гарнизоне и о падении храма Хэр-Ди, глаза царевича потемнели от гнева. Маска сдержанности пошла трещинами, обнажая ярость воина – воина, которого раз за разом пытались заставить склониться и пасть, но который находил в себе силы подниматься и сражаться.

– Ты говоришь, Хаэмуасет отдал этот приказ? Нечестивый сын гиены, – глухо прорычал Рамсес, и это было самым приличным из сказанного им.

Нахт вспомнил слова Усерхата из того давнего подслушанного разговора: «Или на это просто… выгодно было закрыть глаза? Как когда Херуэф, твой ближайший союзник, наводил смуту в войске, подрывая доверие к старшему царевичу Рамсесу…»

– Хаэмуасет предал тебя, как и Херуэф, да? – тихо спросил меджай.

Рамсес мрачно посмотрел на него, и его взгляд отвечал красноречивее любых слов.

– В нашем войске раскол, меджай. Я собрал вокруг себя тех, кому доверял мой отец. Отыскал их, дал понять, что надежда есть. Что мы продолжаем сражаться и защищать. Многих из этих людей предпочли сместить – кого отправили в почётную отставку, кого объявили недостойными их положения.

Нахт вспомнил слова Таа.

«– Тебя нарекли предателем?

– Нет. Всё же чуть милосерднее, хоть и унизительно…»

– А они, в свой черёд, привели тех, кто служил под их началом и доверял им, – продолжал Рамсес. – Теперь многие ключевые посты в войсках Обеих Земель занимают люди, которые либо ничего не смыслят в войне, либо воюют совсем не на той стороне. Обвинить меня в пособничестве нашим врагам было нелегко, но это удалось. И вдохновившись успехом, то же сделали с другими.

Нахт видел происходящее как солдат и житель Обеих Земель, хоть и оказался вовлечён в паутину заговора. Рамсес же видел всё как военачальник, и теперь, когда меджай слушал его рассказ, масштаб бед, обрушившихся на Кемет, поражал. Всё, о чём говорили жрецы Нубта, что тогда казалось лишь мрачными пророчествами, исполнялось на самом деле.

«…Спустятся в Кемет из-за отсутствия укреплений, и чужеземец будет находиться рядом. Не услышит воинство. Будет медлить во вратах ночью. Войдут враги в укрепления…»

Потому что теперь во главе стояли те, кто рвал страну на части, а не пытался защитить. И Рамсес, опальный царевич, пытался сделать то, что ещё возможно, понемногу, по крупицам собирая сопротивление, продолжая то, что было заложено Владыкой Усермаатра, а теперь подтачивалось с разных сторон.

– Вот кто теперь мои союзники, Нахт, – Рамсес печально усмехнулся, завершая свой мрачный рассказ о положении дел в войсках. – Когда у меня не осталось ничего, никого, кроме моей семьи, принявшей со мной изгнание, и пары отрядов верных мне солдат, я уже ни на что не надеялся. Но отец и правда не забыл обо мне. А потом моё спасение заключалось в том, что наш род – старая военная элита Дельты. И примкнули ко мне больше людей, чем я рассчитывал, пусть и не сразу. Увы, наши силы разрознены, и слишком многие стараются мешать нам, начиная от слухов и заканчивая срывом поставок продовольствия и вооружения. Как хорошо, что люди просто не знают: вот на этой армии держится сейчас Та-Кемет. Вопреки всему. А ещё… Да, когда меня подставили, обвинили в сговоре, я сделал всё, чтобы опровергнуть это. Не сразу, но мне удалось восстановить наши старые союзы с народами Западной Пустыни, которые пошатнули нерадивые политики. И теперь некоторые племенные вожди присягнули мне. Исфет воцаряется над нашими землями, но надежда всё-таки есть.

– Ты… собираешься поднять восстание, господин? – проговорил Сети, и это было не вполне вопросом. Рамсес оставил его без ответа: и так было понятно.

– Я стою между врагами внешними и внутренними. У меня нет времени на тонкости политики, – сухо сказал царевич. – В падении моего отца участвовали не пара случайных мятежников. Жаль, что слишком много среди них рэмеч, наших же подданных, которых мы перед Богами обязались защищать… Неужели вы полагаете, что я буду стоять в стороне и не покараю их? Но сейчас я обязан принять на щит другой удар.

Нахт затаил дыхание, боясь услышать подтверждение своих страхов.

Понизив голос, Рамсес признал:

– Народы Моря более не пугает имя моего отца. Потерпев поражение, они рассеялись, но копили силы. Придётся заставить их бояться сызнова, потому что уже скоро они будут в Дельте. И это не считая того, что мы окружены врагами! Падальщики вцепились в нас даже прежде, чем мы успели пасть, и тянут, раздирают со всех сторон ещё живое тело нашей земли.

– Многие последуют за тобой, – тихо сказал Сети. – Ты должен воцариться в Пер-Рамсесе, господин.

С этими словами он вручил царевичу каменный сосуд. Рамсес чуть улыбнулся, погладил крышку, словно хорошо знал, что это за предмет.

– Такой же когда-то передали моему отцу, – тихо проговорил он.

Под его прикосновениями крышка открылась будто бы сама собой, и искрящаяся золотая пыль взвилась хрупким маревом, окутала его руки, а потом и самого Рамсеса. Он словно сидел на фоне костра, озаряющего его силуэт. Миг – и всё вернулось к обыденности.

Сети улыбнулся как-то даже торжественно, словно сейчас подтвердилось всё, чего он желал.

– Песчаная буря, заключённая в хрупкий сосуд, – проговорил Рамсес. – Они пожалеют, что ступили на нашу землю.

– Ты нужен нам, господин.