Надежда Попова - Natura bestiarum.

Глава 13

Новый поход за пределы стен прошел без каких-либо происшествий — Хагнер, Феликс и Карл Штефан под охраной рыцаря и охотника, выйдя за дверь, беспрепятственно возвратились спустя несколько минут, принеся с собою, однако, не железо, а массивное бревно. Второй выход, теперь за водой, также прошел мирно, равно как и третий; выданные трактирщиком мешки, наполненные грохочущей тяжестью, сгрузили на пол посреди трапезного зала, и Ван Ален, опустившись на скамью, объявил, тяжело отдуваясь:

— На ближайшие пару часов все свободны. Разберу это барахло я сам.

— Да неужто, — покривился Карл Штефан, дыша на покрасневшие руки, и с готовностью направился к лестнице.

— Не возьму в толк, к чему все это, — пренебрежительно кивнув на груду железа, пожал плечами фон Зайденберг. — Ведь, как я понимаю, если отсечь вервольфу лапу, новая не вырастет. Голова не прирастет к телу, и выпущенные кишки он обратно не вклеит. И, как ты сам сказал, даже стрелы майстера инквизитора могут убить его при верном выстреле…

— У моего приятеля дед без глаза, — сообщил Ван Ален, пояснив, когда рыцарь непонимающе нахмурился: — Стрелой выбило. Представь себе — вошла стрела в глаз, и ничего. Чуть кровью не истек, щека теперь дергается, но не умер — пошла вкривь и неглубоко. Это так, пример для наглядности. А уж сколько народу без рук-ног… Без головы, правду сказать, никто не бегает, это верно. Только для того, чтобы так удачно вмазать, к нему надо подобраться, а ты уже сам понял, насколько это непросто. А в остальном скажи-ка мне: что хуже — когда тебя просто порезали или когда отравленным клинком?.. Будь у Молота Ведьм стрелы железные, тогда, в конюшне еще, сейчас нам бы так кисло не было. За эти дни мы его резали еще не раз, и если б все это железом, сегодня он был бы уже не таким бодрячком… Не все то золото, что блестит. Да и то, что золото, не всегда самое ценное. Да, вот эти вот непритязательные железки нам сейчас полезней, чем твой отточенный и сияющий меч.

— Но с этими железками ведь тоже надо вначале к нему подступиться, — не унимался рыцарь. — А это, как ты и сказал, весьма сложно.

— Не обязательно, — туманно возразил охотник и отмахнулся: — Давайте-ка вы все по комнатам и отдыхайте: предчувствую ночку не скучней вчерашней. Тебе, кстати сказать, тоже не помешало бы отоспаться, — наставительно велел он Курту, когда в трапезном зале остались лишь он, Хагнер и Бруно. — Минувшей ночью ты, как я понимаю, не спал вовсе, да и утречко выдалось то еще, а ты к тому же отравлен. Если сейчас не поспишь хотя бы пару часов, к вечеру свалишься с копыт, и толку с тебя тогда?

— А не боишься остаться с глазу на глаз со страшным созданием тьмы?

— Или просто ты сам опасаешься оставить меня с ним наедине? — уточнил Ван Ален. — Не переживай. Если он не начнет глодать мою ногу, я на нем ни шерстинки не трону.

— Слишком костляв на мой вкус, — холодно улыбнулся Хагнер, и охотник нахмурился:

— Дед тебя не порол, видно. Не вынуждай меня браться за твое воспитание.

— Не сожрите здесь друг друга, — почти всерьез попросил Курт, с усилием поднимаясь, и осторожно, словно налитую до краев миску, понес себя к лестнице.

Отдых и вправду был необходим, это ощущалось каждой частицей тела, которое словно сжимал кто-то в горячем, как сковорода, кулаке, и дурнота, которую прежде можно было хоть как-то игнорировать, сейчас одолевала уже неотступно и упрямо. На постель он упал, не раздеваясь; жаровню в комнате никто не нагревал, однако холода сейчас не ощущалось — собственный жар с каждой минутой лишь умножался. Дремота подступила тяжело и вязко, не давая погрузиться в сон до конца; туманные образы, в том числе и уже неизменное видение горящих стен старого замка, подступающих все ближе, приходили и оставались рядом вместе с вялым, но вполне осознаваемым ощущением яви вокруг, и полуспящий мозг успокаивал сам себя, поясняя телу, что привычный кошмар порожден болезненной горячкой. Реальный мир таял нехотя, отодвигаясь шаг за шагом вдаль, и нескоро пришел настоящий сон, теперь без видений, поглотивший целиком и измотанное тело, и утомленный разум.

Долгим сон не был; это Курт осознал, когда чья-то рука, взявшись за плечо, настойчиво вытянула его в реальность. Лицо Бруно, склонившегося над лежанкой, выражало смесь тревоги и испуга, и в голосе было явственное напряжение.

— Ян не хотел тебя будить, — сообщил он, когда Курт тяжело сел на постели. — Но я думаю, надо. Амалия заперлась в комнате и не отвечает. Ключи от всех комнат ты у хозяина отнял, где они, я не знаю, и если ты сейчас не появишься, они сломают дверь.

Остатки сна улетучились разом, и теперь слышно было, как в отдалении, из недр трактирного коридора, доносится бесцеремонный, явно уже ногой, грохот в доски двери и требовательный голос Ван Алена.

— Останови их, — коротко велел Курт, поднимаясь. — Я буду.

Помощник молча кивнул, устремившись прочь из комнаты почти бегом; он встряхнул головой, сбрасывая последние обломки сонливости, и влез в сапоги, отмечая, что при наклоне не закружилась голова, а одолевавшая его тошнота отступила совершенно. Охотник был прав — короткий и не слишком здоровый сон все-таки явно пошел на пользу…

В коридоре столпились все, даже Берта Велле с красными, точно у чахоточной, глазами стояла чуть в стороне от двери, глядя на створку с обреченным ужасом и зажав ладонями рот, быть может, чтобы не закричать от того, что увидит внутри. Хагнер и Ван Ален у порога обернулись, когда Курт окликнул охотника, и тот поморщился:

— Я ведь говорил ему — не будить…

— Чушь, — еще хрипло со сна оборвал Курт, доставая связку ключей. — Если что-то происходит, я должен знать об этом.

— Здесь не происходит, здесь уже произошло, и твое присутствие вряд ли что-то изменит. О последствиях я рассказал бы, когда ты проснулся б.

— Ты думаешь… — тонко прошептала Мария Дишер, прижавшаяся к стене, — ты думаешь… она что-то сделала с собой? Чтобы волку не попасться?

— Вполне в духе ситуации, — хмуро согласился охотник. — Этакий выход из безвыходного положения.

— Пустите, — потребовал Хагнер, когда ключ повернулся в замке, и Курт перехватил его за локоть.

— Стой, — приказал он твердо, отодвинув парня назад, и, распахнув створку, замер, не войдя внутрь и слыша внезапную тишину вокруг.

— Вот дура… — во всеобщем молчании чуть слышно проронил Ван Ален.

Внутри царил уличный мороз; на изголовье кровати скопилась тонкая снежно-ледяная полоска, пол перед окном побелел, а подоконник зарос пышным сугробом, наметенным вьюгой сквозь голое окно. Ставня, выкорчеванная из проема, стояла у стены рядом, позволяя ветру разгуливать по совершенно пустой комнате.