Джоэл Розенберг - Путь к Эвенору

Трое работорговцев сбежали — или просто решили уйти.

Эвенор перестал мерцать — и множество созданий, мерцавших в его переменах, были бесцеремонно вышвырнуты в здесь и сейчас. Стаи волосатых тварей дрались друг с другом в узких улочках; те, что несообразительнее, бежали оттуда, а порождения ночи, спасаясь от света дня, прятались в тень холмов.

Темные тени удирали из города, спасались от его цельности — кто стелясь по земле, кто взмывая в воздух, кто ныряя в Киррик. Я мог бы поклясться, что видел, как взлетел и умчался на юг дракон, — но я могу и ошибаться.

Вот что мне нужно было — это выпить. Не так — мне нужно было выпить с Тэннети. Возможно, мне нужно было, чтобы именно она — кивком и холодной улыбкой — сказала мне, что я все сделал правильно, хотя я и сам не пойму, с чего это мнение беспощадной психопатки вдруг стало для меня важным.

Будь оно все проклято, Тэннети.

Я все-таки решил выпить. Полез в свой мешок, выудил фляжку с «Отменным». Она была довольно тяжелой, там что-то еще оставалось — с полдюжины добрых глотков точно. Я вытащил пробку и от души хлебнул; пшеничное виски обожгло мне горло и согрело нутро, и тогда я протянул фляжку Ахире.

— Что ж, — задумчиво произнес он, — думаю, мы это заслужили.

Он сделал глоток и, к моему удивлению, предложил сосуд служительнице Длани.

Она подняла ладонь в знак отказа. Глаза ее — что живой, что стеклянный — не отрывались от зрелища внизу.

— Волшебные твари разбегаются — уходят в землю, в воздух и в воду, — сказала она. И добавила, склонив к плечу голову: — Таких я не видела с тех пор, как была совсем маленькой.

До меня только потом дошло, что большая часть порождений магии исчезла из Эрена много столетий назад.

Вскинув на плечи небольшой холщовый мешок, она повернулась и пошла в темноту.

Мне понадобилась почти минута, чтобы понять, что она ушла и больше не вернется. Ахира протянул флягу Джейсону, тот — Нареену.

Ваир хорошенько протер рубин примерно в монету размером и вставил его в проволочную рамку. Бросив в костер пригоршню порошка, он сквозь линзу всмотрелся в дым.

— Могло быть и хуже, — заметил он. — Возможно, сюда смогли бы проникнуть все фэйри. Если бы пролом не запечатали, если бы того, кто проделал его, не остановили. — Он взглянул на меня сквозь пламень рубина, потом сунул его в кисет на поясе и скрестил руки на груди. — У нас бы ничего не вышло, не сумей мы увидеть пролом — Оком. Вы отлично поработали — все вы. — Он поднялся. — Во всяком случае, так мне кажется.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и канул во тьму. Я уверен — поклянусь чем угодно, — что он исчез, хотя еще должен был быть виден в свете костра.

Андреа, прислонясь к сыну, все еще плакала. Тихонько. Джейсон яростно на нас поглядывал — словно мы могли что-то сделать.

Нареен тихо и коротко засмеялся — так всегда смеется Умеренный народ.

— Тут ничего не поделаешь, юный Куллинан. Нужно просто перетерпеть. — Нареен подошел к ним, мягко, медленно оторвал Андреа от сына и взял ее ладони в свои заскорузлые лапищи. — Видишь ли, — сказал он вроде бы Джейсону, хотя на самом деле — Андреа, — те, кто наделен Даром, знают, что нет большего счастья, чем пользоваться им, совершенствоваться в нем. — Пальцы его гладили ее руки. — Все мы знаем, что, чрезмерно пользуясь Даром, слишком углубляясь в волшебство, мы рано или поздно встанем перед выбором: магия или здравый рассудок, но кто предпочтет здравый рассудок сиянию Мощи, омывающей твое существо?

Говорил он тихо — но каждое слово поражало Энди, словно удар. Она заплакала громче и попыталась вырваться. Но Нареен не отпустил ее.

— Нет, — сказал он. — Ты приняла решение. Ты напитала Мощь не разумом, но Даром. — Он что-то начертил в воздухе указательным пальцем, оставлявшим за собой быстро гаснущий багряный свет. — Своей способностью видеть в этом четкие письмена, а не багровое марево. И всем, что с этим связано.

Я вспомнил, как когда-то давно другой мой друг тоже пожертвовал своей способностью творить волшебство, и каким благом это для него обернулось. И понадеялся, что для Андреа это тоже обернется к лучшему. А может быть, и нет.

Нареен наклонил голову — возможно, восхищаясь, возможно, чуть снисходительно.

— Мое восхищение, — сказал он.

Потом опустил Энди наземь. Она совсем не изящно уселась на корточки и спрятала лицо в ладонях. Нареен повернулся уходить.

— Подожди пока! — Джейсон протянул к нему руку. — Погоди. Я... то есть мы — мы помогли вам. Теперь мне нужна кое-какая помощь от тебя. — Он сглотнул слюну. — Здесь где-то один мой друг. Бродит вокруг, творит... жуткие вещи. Мне нужно его найти. Помоги мне.

В лице его снова была Куллинанова жесткость. Не важно, что он любит мать, не важно, что она, плача, сидит на земле у его ног — у него есть дело, и он намерен это дело сделать.

Нареен кивнул.

— Помогу — немного.

— Согласен.

Черт. Трудно быть Гераклом... Только расчистишь авгиевы конюшни — а тебя уже за Пегасом посылают.

Ахира взглянул на меня. Он улыбался.

— Что я сейчас скажу?

Я улыбнулся в ответ:

— Спроси Джейсона. Пусть тренируется.

Джейсон немного подумал.

— Что кто-то должен доставить матушку домой, но я слишком молод и глуп...

— Неопытен, — вставил гном.

— Похожие качества, — добавил я.

— ...чтобы отпускать меня гулять одного. — Он с трудом проглотил слюну. О Тэннети он ничего не стал говорить. Не знаю, почему это было так важно для него — было, и все. — А потому, — продолжал он, — одному из вас лучше пойти со мной. Тому, кто лучше умеет держаться подальше от неприятностей, а не тому, кто лучше умеет в них впутываться.

Ахира улыбнулся мне:

— Интересно, про кого это он?

Джейсон повернулся ко мне и одарил меня еще одним суровым куллинановским взглядом. Не сказать, чтобы он на меня действовал.

— Присмотришь за матушкой? — спросил он таким тоном, будто это не приказ, а просьба.

Но это как раз нормально.

— Само собой, — сказал я. — Андреа нужно отдохнуть. Мы здесь переночуем, а утром двинемся через горы.

Чтобы добраться до Баттертопа, холма к северу от Оллервела — ближайшего из постоянных мест встреч с Эллегоном, — нужна примерно неделя. Там мы сможем дождаться, пока он не заглянет на очередном облете — кладем еще несколько дней, самое большее — декаду. Мне случалось прожить на подножном корме и дольше.

Только отдыхать мне толком не придется. Этой ночью — уж точно. Кто-то должен остаться на страже, а плачущая без остановки женщина — на мой взгляд, не самый лучший часовой.