Джим Батчер - Фурии Кальдерона

— Хорошо, — тихо произнесла Исана.

— Работорговцы бывают двух видов, — сказала Одиана. — Одни занимаются этим для прибыли, а другие просто по складу характера. Профессионалы работают на Консорциум. Они не позволяют никому портить или использовать свой товар, если только это не требуется в воспитательных целях. Если ты им понравилась, они позовут тебя в свой шатер, и дадут тебе всяких вкусностей, и будут говорить с тобой, и всячески очаровывать. Это тоже изнасилование, только времени занимает больше, и тебя накормят и положат спать на мягком.

— Корд не из этих.

— Нет, не из этих. Он совсем другой. Вроде тех, кто забрал мою семью. Для него главное — это знать, что он сильнее кого-то. Знать, что он сломал кого-то. Ему не нужно получать высококачественный продукт, готовый работать или доставлять удовольствие. Ему нужно превращать нас в обломки. Ему нужно превращать нас в животных. — Она снова улыбнулась. — Когда он берет нас, это только часть процесса, которая нравится ему чуть больше других.

Желудок Исаны болезненно сжался.

— Берет нас… — прошептала она. — Он же…

Ее собеседница кивнула.

— Если бы он хотел убить тебя, ты была бы уже мертва. На тебя у него совсем другие планы. — Она ощерилась. — И я видела кое-кого из здешних женщин. Крольчихи. Овцы. Ему нравится их беспомощность. Безответность.

Она поежилась, потом потянулась, выгнув спину и на мгновение зажмурившись. Рука ее потянулась к горлу, и она расстегнула несколько пуговиц пропотевшей, прилипшей к телу рубахи.

— С тобой все в порядке? — спросила Исана.

— Времени у меня мало, — сказала Одиана, облизнув губы. — Слушай. Для него вся игра заключается в том, чтобы сломать тебя, а чтобы добиться этого, ему нужно тебя запугать. Пока ты не запугана, у него нет власти над тобой. Если ты тиха и владеешь собой, ты не та, какой он тебя хочет. Ты понимаешь?

— Д-да, — пробормотала Исана. — Но не можем же мы просто оставаться здесь…

— До тех пор пока ты не сломаешься, мы живы, — перебила ее Одиана. — Я для него всего лишь хорошенькая шлюха, с которой можно позабавиться. Это тебя он хочет сломать. Пока ты владеешь собой, он не получит то, чего хочет от тебя.

— А что будет, если я сломаюсь?

— Он убьет тебя. И меня убьет, потому что я видела тебя, и спрячет тела. Но все это не важно.

— Почему не важно?

— Это не важно, — повторила Одиана. — Не все ли равно почему. Продержись день. Только и всего. Уверяю тебя: ни тебя, ни меня не будет в живых, не пройдет и получаса после того, как ты сломаешься. Потому я и выпила обе чашки.

Исана с трудом вздохнула, и голова ее закружилась от усилия.

— Почему обе чашки?

— Ты когда-нибудь пробовала приворотное зелье, маленькая гольдерша?

Она уставилась на Одиану.

— Нет, — сказала она. — Никогда.

Одиана с улыбкой облизнулась.

— Тогда это застало бы тебя врасплох. Желание, когда ты знаешь, что не желаешь этого. По крайней мере, я знаю, на что это похоже. — Она снова потянулась, расстегнув еще пару пуговиц так, что стало видно ее грудь. Потом поддернула подол юбки, выставив на обозрение сильную, гладкую ногу, и провела по ней пальцем. — Давай-ка повторим нашу стратегию. Я буду доставлять им удовольствие. А ты не будешь из-за этого переживать. Только и всего, проще не бывает.

Исане сделалось дурно.

— Ты собираешься… — Она даже не смогла договорить. Все это было слишком чудовищно.

Губы Одианы снова изогнулись в улыбке.

— Видишь ли, само по себе это вовсе не так неприятно. Скорее даже приятно. И ведь я не буду думать о них. — Она улыбнулась еще шире, блеснув зубами. — Я буду думать о кусках их плоти. О том, что останется от них, когда придет мой господин. Он выполнит свой долг и вернется за мной. И оставит от них одни куски. — Она поежилась и негромко охнула. — Подумать только, как мне уже хорошо.

Исана смотрела на нее со страхом и отвращением. Этого просто не могло происходить. Она, ее брат — все они всю свою сознательную жизнь трудились для того, чтобы превратить долину Кальдерона в безопасное место для людей, для их семей. Для Тави, когда он вырастет. То, что происходило сейчас, не вписывалось в тот мир, который она строила.

Слезы навернулись у нее на глаза, и она попыталась сдержать их — удержать в теле бесценную влагу, не тратить ее впустую. Не подумав, она попросила о помощи Рилл — и не получила ответа. Слезы так и текли по ее щекам.

Ей было больно. Боль жгла ее изнутри. Она чувствовала себя ужасно одиноко — единственная живая душа рядом была сумасшедшей. Исана еще раз попробовала докричаться до Рилл — отчаянно, из последних сил. И снова не ощутила отклика. Снова и снова пыталась она, отказываясь признать то, что не может связаться со своей фурией.

Она не слышала шагов, пока те не загрохотали у самого входа в коптильню. Кто-то пинком распахнул дверь. В дверях возникла дюжая фигура Корда, за которой маячило еще с десяток мужчин. Алые отсветы горящих углей играли на его уродливом лице.

ГЛАВА 25

Плен, решил Тави, плох по двум причинам сразу. Это неудобно и, главное, скучно.

Мараты не разговаривали — ни с алеранцами, ни друг с другом. Четверо молча приставили наконечники своих копий к горлу Тави и Линялого; тем временем двое других связали им руки и ноги жесткими плетеными веревками. Они отобрали у Тави нож и сумку, потом обыскали и отобрали старый солдатский мешок Линялого. Вслед за этим те двое, которые связывали их, просто-напросто вскинули их на плечи и побежали куда-то в грозу.

Поболтавшись с полчаса на плече у воина-марата, Тави ощущал себя так, будто нырял вниз с самого высокого дерева в Риллуотер. Марат, который тащил его, бежал с легкостью хищного зверя, покрывая милю за милей. Будто не замечая веса своего пленника, он перепрыгнул лесной ручей и понесся через низкорослый кустарник.

Тави пытался понять, куда они направляются, но ночь, гроза и неудобное положение делали это практически невозможным. Дождь сменился мокрым снегом, слепившим ему глаза. Ветер все усиливался и делался холоднее; то и дело Тави видел пляшущих под грозой ветрогривов, хотя никто из них не делал попыток приблизиться к маленькому отряду маратов.

Тави попробовал определиться хотя бы по земле, которая мелькала у него перед носом, однако и тут потерпел неудачу; гроза начала укутывать ее ровным белым полотном. Еще с час он пытался сориентироваться по камням, по звездам — и в конце концов сдался.

Теперь из всех переживаний у него остался только страх.

Они с Линялым попали в руки к маратам. Хотя внешне те мало отличались от алеранцев, они были не настоящими людьми и никогда не пытались ими стать, а, напротив, оставались примитивными дикарями, которые пожирали врагов и спаривались со зверями. Сами они не умели заклинать фурий, но это возмещалось физической силой, сочетавшейся с безумной храбростью, и численностью их племен, обитавших в глуши к востоку от последнего форпоста империи, гарнизона.