Юлия Фирсанова - Час «Д»

Рассказывая все это, Лукас отошел к шкафу и достал чистый тканый сверток, принесенный из Дорим-Аверона и предусмотрительно убранный с глаз долой от пронырливой компании. Положив его на пол, маг почесал бровь, что, по всей видимости, все-таки к магическим жестам не относилось, потом пошевелил пальцами и шепнул: «Делье!»

Кончик серого свертка нервно дернулся и начал аккуратно и совершенно самостоятельно разматываться. Окружающие, вытянув от любопытства шеи, замерли в недоуменном ожидании: что же это такое творится? Кого маг туда ухитрился засунуть? В считаные секунды тугой сверток развернулся в широкий плат, явивший миру небрежно скатанную грязную, частично мокрую рванину. По комнате поплыл запах плесени, сырости и нечистот – запах боли и безнадежности.

– Что это? – вздрогнув, с брезгливым подозрительным недоумением спросила Мирей.

– Последние одеяния достойных Карин и Поля Верне, – легко ответил Лукас, применивший простенькую магию только ради того, чтобы не касаться руками грязных тюремных одежд. – Я счел возможным их одолжить.

– А другого фасончика не было? – скроил неодобрительную гримасу вор, капризничая, как примадонна перед выходом на подмостки.

– Мы должны будем это надеть? – с невообразимо обреченным омерзением поинтересовалась целительница. Бывало, она без малейшего чувства гадливости оказывала помощь людям, одетым и в более убогое тряпье, но никогда не думала, что ей самой придется носить такое. Куда привычней, чем лохмотья, эльфийке были легкие летящие одежды, конечно, и они, случалось, оказывались мокрыми, пыльными или грязными. Дорога есть дорога, и труд странствующей жрицы-целительницы нелегок, но никогда от ее одежд ТАК не пахло. К ароматам хорошенький носик эльфийки был не менее чуток, чем нос оборотня Гала. Мирей прикладывала неимоверные усилия, чтобы говорить спокойно, а не истерично визжать, и чувствовала, как беспокойно заворочался ужин в желудке.

– Искусство требует жертв, искусство маскировки тем более, но не таких же, Лукас! – искренне возмутилась Элька, заступаясь за друзей.

– Это негигиенично, – высказался Эсгал, дернув носом. – Они могут чем-нибудь заразиться, заболеют и не смогут работать, а еще и других заразят!

– Последние два пункта – самые главные, – не удержался от шпильки обиженный Рэнд.

– Абсолютно с вами согласен, мадемуазель, – поиграв на нервах публики, отозвался маг с довольной улыбкой. – И я вовсе не собираюсь принуждать вас к облачению в это убогое платье. Я забрал его с собой только ради того, чтобы иметь под рукой материал для сотворения устойчивой иллюзии, способной выстоять при косвенном контакте с мосье Эсгалом. Пара нитей – вот все, что мне нужно от этой одежды, и по волоску от вас!

Успокоив Рэнда и Мирей, Лукас прошел к шкафу и достал из него приготовленное заранее хрустальное блюдо с колпаком, по мнению Эльки, похожим на те, которыми накрывают большие сувенирные часы. Для чего нужна такая посуда в мирной жизни, девушка не знала, но маг явно собирался использовать ее для какого-то обряда.

– На, я тебе и целую прядь срежу с радостью, если мне не придется напяливать то убожество, – вручил Рэнд волосок из своей светлой шевелюры магу, водрузившему тем временем блюдо с крышкой на стол.

Мири тоже охотно дернула из прядки, вечно падавшей на лоб, темный волос и пожертвовала его на чародейский обряд.

Сняв колпак и аккуратно поместив разноцветные волоски на блюде, Лукас небрежно попросил Шпильмана, как самого великодушного и поддающегося чужому влиянию члена команды:

– Мосье Макс, пока я готовлюсь, если вас не затруднит, выдерните из одежд драконов по одной нитке!

– Хорошо, – покорно согласился технарь, даже радуясь тому, что может чем-то помочь.

Перестав бесцельно бродить по комнате, он нагнулся над тряпьем и с третьей попытки выдернул две достаточно длинные гнилые нитки из расползающихся по швам одеяний, похожих на мешки с дырками для рук и головы.

Взяв нити, Лукас споро, будто заправская вышивальщица, связал их с волосками Мирей и Рэнда в замысловатое макраме и вернул на блюдо.

– Пища гурманов: волосы и гнилые нитки, кого будем потчевать? Предлагаю Гала, – вставила Элька, следя за ловкими пальцами мага.

– Боюсь, мосье Эсгалу придется остаться голодным, – задумчиво ответил маг, понимая, что девушка ерничает оттого, что ей непонятно происходящее. – Эти предметы нужны для других целей, мадемуазель. Я создаю связь между людьми и образами, которые они наденут, как маски.

– Почему именно на блюде? – с любопытством уточнила Элька.

– Оно хрустальное, – мягко пояснил Д’Агар. – И, что самое главное, накрывается колпаком. Прозрачный хрусталь – один из лучших изоляторов посторонних влияний как магического, так и любого иного толка. Я создам центр заклятия внутри хрустальной сферы, чтобы мосье Эсгал не смог на него воздействовать, находясь рядом с Мирей и Максом.

– Ты так много знаешь, Лукас, – преклоняясь перед профессионалом в своей области, уважительно протянул Макс, как губка впитывавший новое знание.

– Я же маг, мосье, а в своей сфере вы знаете куда больше меня, – отмахнулся польщенный Д’Агар и щедро выдал еще одно объяснение: – Кроме того, на этом заклинании я завяжу другое, чары неуязвимости. Мы же не хотим, чтобы наши коллеги пострадали из-за какого-то недоразумения или оплошности.

– Неуязвимости? – заинтересовался по-настоящему происходящим и вор, чуя полезные чары.

– Да, вас нельзя будет ранить никаким оружием, стихией, сущностью или плотью, – уточнил маг.

– А можно потом эти чары не снимать? – жадно уточнил Фин, погруженный в мысли о радостных перспективах.

– Нет, – жестоко опустил его на землю Лукас. – Сколько-нибудь длительное сохранение этого заклинания требует слишком больших затрат энергии. Возникает противодействие Сил Судьбы. Чем больше установленный срок, тем больше силы надо вложить в заклятие, причем расход энергии возрастает неимоверно.

– Прогрессия, – констатировала Элька, припоминая что-то смутное из нелюбимой математики.

– Я ставлю ограничитель в два дня, после чего чары рассеются сами, – закончил маг.

– А побольше? – заискивающе попросил Рэнд, скроив умильную рожу.

– Мосье, прежде длительность этих чар я ограничивал часами. Два дня – это предел, и предел не только по силе. Чары неуязвимости отрицают предопределение и не нравятся очень многим Могущественным, я не хочу навлечь на себя их гнев из-за какого-то недоразумения, – признался Лукас, избегая встречаться с Фином взглядом. А какому магу приятно признаваться в своих слабостях? Для самолюбивого мосье это вообще было словно ножом по сердцу.