Марица. Исток - Александра Европейцева

Чьи-то глаза, холодные и оценивающие, провожали нас. Ни страха, ни ненависти — лишь холодный, научный интерес. Мы были экспонатами, которых привели на демонстрацию.

Повсюду виднелись следы недавних разрушений — трещины на кристаллических стенах, оплавленные края перламутровых скорлуп, обугленные участки пола. Иллюзион был ранен, но, казалось, не замечал этого. Его обитатели, те немногие, что попадались на пути, выглядели спокойными и отстраненными. Они шли по своим делам, не обращая на нас внимания, словно кровавые пятна под их ногами были всего лишь частью пейзажа.

Таши шла позади проводника, её плечи были напряжены, а взгляд, устремленный в спину мужчины, пылал немой ненавистью. Она вернулась домой. Где ей были совсем не рады.

Наконец, мы остановились возле небольшой перламутровой пещеры, и маг обернулся.

— Входит только Светоч. Остальные пойдут за мной. Есть приказ вас обустроить.

Маг стоял, выжидающе постукивая длинным пальцем по костяному выступу стены. Его лицо выражало лишь скуку и легкое раздражение. Слова «только Светоч» повисли в воздухе, и тут же взорвался протестом.

— Никуда я её одну не пущу! — первым выпалил Серан, делая шаг вперед. Его добродушное лицо стало суровым. — Вы вообще понимаете, куда её ведете? Одну!

— Это неприемлемо, — холодно вторил ему Дао Тебарис, его пальцы бессознательно сжимали складки плаща. — Мы — делегация. Мы действуем сообща или не действуем вовсе.

— Ага, и оставить нас тут болтаться, пока вы с вашей Равеллой будете вершить судьбы мира? — язвительно вставил Чефарт, скрестив руки на груди. — Превосходный план. Прямо в духе местных гостеприимных традиций. Сомневаюсь, что за бутербродами нас сюда звали.

Даже Паргус, обычно столь нерешительный в спорах, заволновался.

— Марица, не надо, это же явно ловушка!

Маг-проводник смотрел на эту бурю с откровенным презрением, словно наблюдал за возней щенков. Его взгляд скользнул по лицам, не находя в них ничего, что заслуживало бы внимания.

И только Демитр молчал.

Он не смотрел на мага. Его взгляд был прикован ко мне. Глубокий, тёмный, читающий каждую мою мысль, каждую крупицу страха и решимости. В его глазах не было ни паники, ни гнева. Была лишь бездна понимания и та тихая, стальная уверенность, что всегда была моей опорой.

И вот, когда голоса спорящих накалились до предела, он поднял руку. Один лишь жест, резкий и властный, заставил всех разом умолкнуть.

— Всё будет в порядке, — произнёс Демитр, и его низкий, уверенный голос отсек все возражения, как острый клинок. Он не спорил, не убеждал. Он констатировал. И все, даже язвительный Чефарт, подчинились этой уверенности.

Он подошёл ко мне, и весь мир сузился до пространства между нами. До его глаз, в которых горели отблески чужого, безумного города. До его дыхания, которое было чуть учащеннее обычного.

Он не сказал больше ничего. Вместо слов он взял мое лицо в свои сильные, тёплые ладони и притянул к себе.

Это был не мимолётный, прощальный поцелуй. Он был нежным и в то же время страстным, полным немой клятвы и обещания. В нём была вся боль разлук, вся надежда на будущее и вся ярость дракона, готового растерзать мир, чтобы защитить своё. Его губы говорили то, что нельзя было выразить словами перед врагами. Я отвечала ему с той же силой, вцепляясь пальцами в складки его дорожного мундира, забыв о магах, о друзьях, о надвигающемся конце света.

Он медленно оторвался, и на мгновение я увидела в его глазах ту самую, неукротимую бурую, которую он с таким трудом сдерживал. Затем он наклонился к самому моему уху, его губы коснулись кожи, вызывая дрожь.

«Если что, — прошептал он так тихо, что лишь я одна могла расслышать, и в этом шёпоте был лязг стали, — бей на поражение и зови нас. Мы придём!»

Он отступил на шаг, его лицо снова стало непроницаемой маской генерала. Но в его глазах, всё ещё прикованных ко мне, горели последние слова, сказанные уже беззвучно, лишь движением губ, понятным только мне:

«Я люблю тебя!»

Я сделала глубокий вдох, выпрямилась и повернулась к магу. Моё сердце колотилось, но голос не дрогнул.

— Ну! Что встали? Ведите!

Маг-проводник фыркнул, развернулся и скрылся в перламутровом проёме. Я шагнула за ним, чувствуя на спине горячий взгляд Демитра и тревожные взгляды друзей.

Внутри пещера оказалась не пещерой, а чем-то вроде гигантской раковины, вывернутой наизнанку. Стены переливались ядовито-зелёным и лиловым перламутром. Под ногами мягко пружинило странное покрытие, похожее на упругую слизь.

Маг шёл впереди, не оглядываясь, его тёмные одежды сливались с полумраком. Проход извивался, то сужаясь до узкого коридора, где приходилось идти боком, то неожиданно расширяясь в залы причудливой формы. В стенах мерцали вкрапления кристаллов, от которых исходил тот самый тихий, сводящий с ума гул.

Внезапно проводник остановился перед стеной, казавшейся совершенно гладкой. Он приложил ладонь к поверхности, и та бесшумно поползла в сторону, открывая новый проход.

— Жди здесь, — бросил он через плечо. — Равелла придёт, когда сочтёт нужным.

Стена так же бесшумно закрылась за его спиной, оставив меня в полной тишине и почти полной темноте. Лишь тусклое свечение стен позволяло различать очертания помещения — круглого, без единой мебели, с идеально гладкими стенами и потолком.

Я осталась одна. Словно насекомое, запертое в драгоценной, но безжалостной шкатулке.

— Так, так! А мы-то думали, что ты мертва. И такой сюрприз. Итак, принцесса Элана, чем обязаны? — раздался голос позади меня.

Я медленно обернулась. В проеме, которого секунду назад не существовало, стояла женщина. Высокая, худая, в струящихся одеждах цвета ночной грозы. Её лицо было бы прекрасным, если бы не ледяное, бездушное выражение и пронзительный взгляд бледных, почти бесцветных глаз. Равелла.

— Меня зовут Марица, — поправила я её, и мой голос прозвучал чётко, эхом отражаясь от гладких стен.

— Как угодно, — она сделала несколько неслышных шагов, её взгляд скользнул по мне с холодным любопытством. — Зачем ты пришла, «Марица»?

— Мне нужно к Истоку, — заявила я прямо, без предисловий.

Равелла медленно покачала головой, тонкие губы тронула снисходительная улыбка.

— К Истоку? И с чего бы мне тебя туда пускать? Он принадлежит Иллюзиону. Мы — его хранители. А ты… — она оценивающе осмотрела меня, — вряд ли разгадала теорему Корсина. Без этого ключа какой смысл показывать тебе Исток?

Я усмехнулась. Коротко, беззвучно, но в звуке слышалось столько презрения, что брови Равеллы чуть дрогнули.

— Вы слишком много себе позволяете, Равелла.