Владимир Романовский - Год Мамонта

— Я не знаю, что теперь делать, — сказала Рита. — Идти к Хоку и его убивать, или упрашивать, или сразу к Фалкону?

— Если к Фалкону, то возьми меня, — сказал Нико. — Он меня наверняка помнит. По старой дружбе, небось, любую просьбу выполнит.

— Не надо ни к кому идти, — Брант пожал плечами и прошел в столовую.

Рита отправилась будить служанку, чтобы та принесла паштет, хлеб, вино и овощи. Служанка, оказалось, только притворялась спящей и судя по тому, как она густо покраснела и шмыгнула мимо Риты выполнять поручение, за время отсутствия хозяйки она уже успела с кем-то переспать. Строгой блюстительницей моральной чистоты Рита никогда себя не считала, но это был ее дом, и никаких неприглашенных посторонних терпеть она не собиралась. Она заглянула под кровать служанки и проверила оба шкафа. Нет, в этой комнате никого не было. Тут она вспомнила про Нико. Вздохнув, она пошла в прямом смысле снимать его с цепи.

Паштет оказался невероятно вкусным, а вино в доме Риты было настолько хорошего качества, что Брант в конце концов решил, что никогда такого не пил. Нико говорил, что паштет хорош, и вино хорошо, причем даже очень, но, бывало, он и ел, и пил лучше. А самые лучшие овощи растут, разумеется, на севере. Огурцы он, тем не менее, сожрал все, а от капусты отказался, заявив, что от нее всегда начинает ныть его старая рана на бедре, полученная в сражении с кентавром.

— Тебя надо как-то обезопасить, — обратилась Рита к Бранту. — Не могу же я все время тебя сопровождать.

— Это смешно, — сказал Брант. — Хок, когда опомнится, сам будет смеяться. Сегодня все действительно вышло случайно.

— У Хока нет чувства юмора, — сказала Рита.

Ближе к полуночи, когда сытый и пьяный в дым Нико храпел в гостевой спальне а Рита вышла «по делам», Брант, послонявшись по дому, почувствовал себя глупо. Спустившись в подвал, он долго рассматривал амуницию и снаряжение и в конце концов выбрал средних размеров абордажный крюк и добрых шестьдесят футов не очень толстой, но прочной, веревки. Он сунул все это в легкий кожаный мешок. Накинув плащ, он вышел на улицу и направился к княжескому дворцу. У боковой стены он снова сосчитал окна и решил, что седьмое от фасада, в котором сейчас горит свет, именно нужное окно и есть. Правда, свет горел и в шестом, и в пятом, но Бранту это особенно важным не показалось.

Он оглянулся по сторонам. Улица была пустынна и освещена одним тусклым фонарем. Брант выволок из мешка крюк и веревку, проверил узел, раскрутил веревку как раскручивают пращу, и разжал пальцы. Абордажный крюк устремился по диагонали вверх и упал на крышу дворца, громко и противно стукнув. Веревка свешивалась между окон и была почти невидима. Брант подошел вплотную к стене и потянул веревку вниз. Сначала было сопротивление, но вдруг веревка пошла легко. Брант прижался к стене и закрыл голову рукой. Крюк звякнул о мостовую в двух шагах от него.

Обидно. Брант намотал веревку на локоть, подобрал крюк, и собрался было отойти от стены и повторить маневр, как вдруг рядом с ним на мостовую упал какой-то предмет. Он подобрал его. Деревянный кубик, повязанный лентой, к ленте прикреплена записка.

Брант посмотрел вверх. Там скрипнуло окно — совершенно точно не седьмое от фасада. Брант пожал плечом и подошел к тусклому фонарю.

«Никуда не уходите», — говорилось в записке. «Я сейчас к вам спущусь.»

Подписи не было.

Брант оставил крюк и вытащил меч.

Такую записку мог написать кто угодно. Хок мог ее написать. Почему нет. Правда, почерк был явно женский. Ну и что? Может, у Хока как раз женский почерк и есть. Или он умеет подделывать женский почерк. Или у него там баба, и он заставил ее подделать, а, нет, просто написать, эту записку.

Может, это какая-то баба, не имеющая отношения к Хоку, написала. Сидит себе там, скучно ей, посмотрела на улицу и видит — вон идет симпатичный парень с абордажным крюком. Замуж может и не возьмет, а переспать не откажется.

Брант прислонился спиной к фонарному столбу. Посмотрел вверх. Так, подумал он. Чего это я тут стою, мишень изображаю? И отошел в тень.

Какая-то фигура появилась из-за угла и направилась к нему.

Походка была женская.

Брант вложил меч в ножны.

Она подошла и остановилась на расстоянии двух шагов. Почти с меня ростом, подумал Брант.

— Пойдемте, — сказала она.

Он пошел за ней. Они обогнули дворец и вышли к скверу, названия которого Брант не знал, и у которого стояла запряженная парой хороших лошадей карета. Кучер сидел на облучке, скрючившись. Ему снилось, что он богатый помещик, владелец многих ферм и угодий, и он в данный момент жестоко наказывает несправедливо думающих о нем крестьян, а вдали шумит принадлежащий ему лес и плещется принадлежащее ему море, и сам Великий Князь, проезжая мимо, останавливает карету, выходит, и низко, подхалимски, кланяется.

Фрика дернула кучера за штанину.

— По обычному маршруту, — сказала она.

— А? Да… Да, госпожа моя. Все время прямо, значит?

— Да.

Недоумевающий Брант открыл ей дверцу. Она села в карету и пригласила его сделать тоже самое. Он некоторое время колебался, озираясь, но сел и закрыл дверцу. Карета тронулась.

— Прохладна ночь, не находите? — спросила Фрика.

— Да, начало августа, — откликнулся Брант.

— Растопите печь, если вам не трудно.

Он повиновался. Поленья затрещали в миниатюрной печи и тени заиграли на стенках кареты и на лице Фрики.

— Ну так что же? — спросила Фрика.

— Простите, как?

— Вы хотели залезть ко мне в окно. Скорее всего, не для светского разговора, и не журбу вы собирались со мной пить. Вам нужно сказать мне что-то важное. Говорите, я слушаю.

Брант вздохнул и сел напротив.

— Семнадцать лет назад я увидел вас в первый раз, — сказал он.

— Я знаю. В Храме. Вам было лет девять.

— Вы это помните?

— Да. Вы обещали вернуться и мне помочь.

У Бранта округлились глаза.

— Говорите дальше, — равнодушно сказала Фрика.

— Я тогда не знал, кто вы такая.

— Помню. Сейчас вы это знаете. Это повлияло на ваше отношение ко мне?

— Хмм, — сказал Брант. — Не знаю. Не думаю.

— Дальше.

— Что — дальше? Вот я приехал. Как обещал.

— Зачем?

— Чтобы вам помочь.

— Мне нельзя помочь.

— А вдруг? — спросил Брант.

— Мне хотелось бы вас предостеречь, — сказала Фрика. — Вы ровно ничего обо мне не знаете. Знакомство со мной может быть опасно.

— За вами следят?

— Нет. В этом нет никакой надобности.

— Вы приносите людям несчастье?

— Нет. Думаю, что нет.