Евгений Старухин - Рудники

В общем, пришлось отписаться, что не по своей воле не мог с ними связаться, скоро объявлюсь и при личной встрече, всё объясню.

Не успел я отписаться. Пискнуло сообщение, о приходе нового письма. С одним вопросом: "Ты где?" Что‑то больно лаконично для Сирано, мне даже несколько поплохело от такой скорости и краткости. Уж больно подозрительно, но скрывать свое местоположение не видел смысла, потому честно написал, что нахожусь на полянке Хрюши. Пришло еще одно письмо: "Жди!" Что‑то эта краткость мне совершенно не внушает безопасности. Но он помог мне заполучить редкий класс, который здорово выручил меня на каторге, потому грех не подождать. И всё‑таки что‑то меня немного потряхивало от предстоящей встречи. Все эти письма с угрозами, надпись на камушке. Не к добру это, ой, не к добру.

К счастью, ждать мне пришлось не долго, и сильно себя накрутить я не успел. Уже через десять минут на поляне нарисовался Сирано.

— Ну и где тебя черти носили всё это время?

— Ну вот, ни "здрасте" тебе, ни "до свидания", сразу наезды.

— А, по — твоему, я должен просто так глотать понижение своей репутации? И даже не имею права поинтересоваться у твоей наглой морды некоторыми вопросами, не дающими мне покоя? Например, мне дико интересно: куда это ты запропастился, почему на письма не отвечал, что ты всё это время делал, и самое главное, почему я не должен сейчас разорвать тебя на сотню маленьких лесовичков?

— Ну, поинтересоваться ты, конечно, можешь.

— Но отвечать ты не собираешься? — его глаза как‑то подозрительно сузились.

— А я что, должен перед тобой отчитываться обо всём, со мной происходящем?

— Это, наверное, не мое дело, — внезапно сбоку раздался голос Бармаклея, но у меня такое впечатление, что мы попали на ссору старых супругов.

— Есть такое, — подтвердил Гнум Бараш. Стоявший третьим Арсен Люмпен молча кивнул, то ли соглашаясь, то ли здороваясь.

А я только сейчас их заметил. Что‑то наблюдательность моя ниже плинтуса. Слова о старых супругах меня несколько смутили, Сирано же наоборот успокоили. Мы поприветствовали вновь пришедших и совершенно спокойный Сирано продолжил:

— Да, что‑то я разошелся. Извини, Лесовик. Но, может, ты нам всё же расскажешь, куда ты подевался, почему не отвечал на письма и почему твое задание должны были выполнять мы вместо тебя? За награду, конечно, спасибо, но всё же.

— О! Кстати, Сирано, а за какую кафешку ты меня благодарил, мы же с тобой ни в какую кафешку не ходили.

— На этот вопрос я тебе отвечу, после того, как ты ответишь на мои.

Пришлось в срочном порядке рассказывать, несмотря на то, что меня там уже, наверное, заждался адвокат. Постарался объяснить вкратце:

— Меня посадили. Дали три года. Теперь выпустили.

— Бр — р–р, — помотал Сирано головой из стороны в сторону, — Бред какой‑то.

— Где это видано, чтобы наши судьи кого‑то отпустили за здорово живешь? — высказался Грум Бараш, — Если сел, то сел на весь срок. Разве что УДО можно получить при офигенном везении. Но чтобы получить его за три недели? Это сказки.

— С удачей у нашего друга всё очень даже неплохо, судя по его веселью в яслях, — начал высказывать свое мнение Бармаклей, — Но я тоже не думаю, что настолько, чтобы получить УДО за три недели.

Арсен Люмпен молча кивнул, присоединяясь к общему мнению, Сирано же подвел общий итог:

— Дуришь ты нашего брата, а мы к тебе со всей душой, даже задание помогли сделать. Может, подробности расскажешь?

— Подробности будут, после ответа на мой вопрос. Ну, что за награда‑то?

— Ну вот, скоро каждый шкет будет диктовать свои условия, — пробурчал Сирано себе под нос, что‑то доставая тем не менее.

Другие тоже начали что‑то вытаскивать. Вскоре у каждого в руках был маленький зверек, уже не детеныш, но и не взрослый. Лисенок у Бармаклея, барсучок у Сирано, бобренок у Арсена Люмпена и небольшой дятел у Грум Бараша.

— И? Причем здесь уел? Леший выдал вам питомцев в награду за Хрюшу, а причем здесь я?

— А притом, что в корзине, где копошились эти крохи, лежала записка, что имена придумал для них ты.

Внимательно приглядевшись к питомцам, я разглядел‑таки их имена. Всё сразу стало намного понятнее: лисенка звали "Китайса(Ли Си Цын)", барсучка — "Кафе для собак", бобренка — "Рычащий горох", а дятла — "Птыц — пионер". Я не выдержал и заржал. Вскоре ко мне присоединились и остальные. Смеялись мы минут пять, не меньше.

Наконец, отсмеявшись, Сирано смог произнести:

— Значит имена, всё же, не твоих рук дело?

— Нет, это, похоже, мой наставник развлекается.

— Тебе‑то что‑нибудь обломилось?

— Ну да, классом наградил. Лесной шибздик называется.

Буквально секунду они стояли, уставишись на меня, а потом лесную тишину опять разорвал дружный хохот. На сей раз смеялись дольше.

— Точно, наставник твой не без юмора, — вытирая слезу, произнес Бармаклей, — А что ты там говорил об освобождении? И почему ты там играл под своим аккаунтом?

— Освободила меня корпорация, она оказалась чрезвычайно заинтересованной в моем освобождении, потому мое дело перерасследовали и нашли настоящего виновного, а меня освободили. Предупреждая последующие вопросы, всякие "как" и "почему", сразу говорю: всё это я раскрывать не должен, так как это в интересах корпорации.

— А я говорил, что без этих, хитро… — заметив неодобрительный взгляд Бармаклея, Грум Бараш сбился, — Хм, ухих. Да, хитроухих, здесь не обошлось.

— Ну, что дальше делать‑то будем камрады? — Сирано обвел всех глазами.

— Ребят мне срочно надо на выход, меня там адвокат дожидается.

— Нет, вы посмотрите на него! — всплеснул руками Сирано, — Он опять хочет сбежать. В прошлый раз пошел за цветами для девушки, а вернулся через три недели. Сколько же мы теперь его дожидаться будем, когда его там адвокат поджидает?

— Человека заставлять ждать действительно неправильно, — поддержал меня Бармаклей, — Так что шуруй, но не пропадай больше так надолго, а то сам видишь, как наш Сирано переживает.

Дальнейшую шуточную перебранку слушать я не стал. Выход.

Когда кокон открылся, на меня укоризненно смотрели техник с адвокатом. Техник даже махнул на меня рукой, чего, мол, еще от него ожидать. Адвокат от таких жестов воздержался, только в очередной раз вытер свою лысину платком.

— Молодой человек, ну надо же, в конце концов, иметь совесть, мы вас тут уже двадцать минут ждем. Вам не кажется, что это неуважение по отношению к окружающим.

— А вам не кажется, что я имею право написать письма своим друзьям и объяснить им, почему меня не было три недели, и куда я вообще пропал на этот срок. Люди же волновались.