Ольга Пашнина - Восстание инеевых волков

   Рандвалф.

***

   Я осторожно приблизилась к спящему мужчине. Боялась, да, но и не могла в стороне оставаться. Во-первых, Хелена, уставшая и измученная, легла, попросив меня обработать мазью рану. Во-вторых, Рандвалф спал на моей постели, так что все равно приходилось бодрствовать до утра: Хелена уйдет работать и разрешит мне поспать несколько часов у себя. Тихо, чтобы не разбудить, я взяла баночку с мазью, пахнущей горными травами и села рядом с мужчиной. Нужно было прийти в себя. Мазь - лекарство серьезное, ее не наносят на саму рану, только края обрабатывают, чтоб заживало лучше, да заразы не было. Чуть дрогнет рука, попадет средство в рану, боль будет невыносимой. А у меня руки дрожали жутко. Нельзя с такими к больному подходить, пусть он и ублюдок полнейший.

   Будучи без сознания, он не знал, что я рядом, не знал, что отчаянно хочу, чтобы он умер. И стыжусь таких мыслей, уговариваю себя, что не я первая, не я последняя. Сколько нас таких было? Почему давняя боль должна мешать мне оказать помощь человеку, который в ней нуждается?

   Я отодвинула одеяло, открывая рану. Невольно вздрогнула при виде бока мужчины, который хоть и отмыли от крови, все равно выглядел ужасно. То ли меч, то ли чьи-то зубы оставили глубокие полосы и чудом не убили его.

   Прикоснуться я не успела: рука Рандвалфа вдруг резко взвилась и крепко ухватила меня за запястье, не давая приблизиться. Глаз он не открывал, но явно не спал.

   - Это лекарство, - непослушными губами прошептала я. - Нужно рану обработать. А то плохо будет. Пожалуйста, не дергайтесь, дайте мне закончить.

   Нехотя он руку убрал. Я нахмурилась, глядя, как красные пятна выступают на коже. Опять следы его пальцев останутся на мне синяками. Даже пребывая в таком состоянии, он куда сильнее меня.

   Я прикоснулась к обнаженной коже, сначала чуть вдалеке от раны. Закусила губу, чтобы не застонать от всполоха самых разных чувств. А затем и вовсе закрыла глаза, пытаясь представить, что это не тот мужчина, который являлся мне в кошмарах почти каждую ночь. Его успокоили мои осторожные движения: дыхание выровнялось, тело расслабилось. Я открыла глаза и принялась обрабатывать края раны. Рандвалф застонал. Нет, стон его был похож скорее на рык. Я подавила желание отскочить и прошептала:

   - Все нормально, это лекарство. Оно немного жжет, но это необходимо. Главное, постарайтесь не шевелиться, чтобы я вам не повредила.

   Вроде понял, успокоился, глаз не открыл, но чуть сжал кулак. Видимо, болело. Да, лекарство действительно было серьезным: в прошлом году я неловко упала на лед, разбила коленку до крови. Хелена лишь смазала края разбавленной мазью, а я уже расплакалась. Боль я с некоторых пор терпеть почти не умела. Как только приходила боль, приходила и темнота. А в ней кошмары. Один из которых, кажется, воплотился в реальность.

   Он дернулся. То ли от боли, то ли от чего-то другого, но моя рука скользнула прямо по ране, обжигая мазью. Рандвалф выгнулся и застонал в голос, я отскочила и едва не расплакалась. То ли от жалости, то ли от собственной ошибки.

   - Что такое? - из комнаты вышла Хелена, разбуженная криком.

   - Он дернулся и мазь на рану попала, - беспомощно объяснила я.

   - Ничего, - улыбнулась женщина. - Больно, конечно, но тем и лучше. Зато точно инфекции не будет. Успокой его, отвар на столе. Закончишь, посиди немного, может подняться температура. А утром спать пойдешь, ладно?

   - Хорошо, - прошептала я.

   - И не три глаза руками, вот это будет неприятно, - предупредила Хелена.

   Я тщательно вымыла руки, взяла со стола кружку с отваром и повернулась к Рандвалфу. На какую-то минуту я забыла обо всем, просто пытаясь сообразить, как его напоить. Голову он поднять не сможет: рана на боку и царапины на шее не дадут. В лежачем положении вливать опасно, захлебнется - хуже будет во сто крат. Может, заставить его перевернуться на бок? Это легче.

   - Рандвалф, - я произнесла это вслух.

   Замерла. Ничего не произошло. Лишь слабо всколыхнулся страх, но отступил. Такая я уж была: он нуждался в помощи, я не могла не помочь. Хотя бы ради Хелены. Я убеждала себя, что ради нее.

   - Рандвалф, - повторила я. - Вам нужно выпить отвар, вы сможете перевернуться на бок и чуть приподнять голову? На здоровый бок, я имею в виду.

   - Я, - шепот хриплый, знакомый до дрожи в коленях, - наверное, могу.

   - Тогда перевернитесь и постарайтесь немного выпить. Станет легче. Хорошо?

   Мужчина слабо кивнул. Он приложил нечеловеческое усилие, я видела, как тяжело ему дается каждое движение. Как сжаты его зубы, как прикрыты глаза. Так организм спасался от всепоглощающей страшной боли.

   Я быстро поднесла кружку, но Рандвалф, к моему удивлению, не позволил напоить себя. Трясущейся рукой ухватился за ручку и выпил сам. Я отдернула руку, чтобы не прикоснуться к нему случайно. Не стоило бередить старые раны.

   Он с видимым облегчением вернулся в исходное положение.

   - Я знаю твой голос, - прошептал он.

   Я вздрогнула и невольно отшатнулась. А хотелось забиться куда-нибудь в угол, чтобы не нашел, не увидел.

   - Или мне кажется?

   - Я - Сольвейг, - сама не знаю, почему сказала.

   Разве помнит он всех рабынь, которые имели несчастье попасть под его руку.

   - Сольвейг, - выдохнул мужчина, - допился.

   - Что? - от удивления я даже перестала дрожать.

   - Мерещится, - прошептал Рандвалф. - Кошмар. Скоро в могилу.

   - Да нет, не мерещится, - я притронулась к его лбу.

   Был горячий. Слишком горячий. А ведь мог и правда не дотянуть. Спросить бы Асгейра, сколько Рандвалф пролежал без помощи. Может, инфекция уже победила? И завтра мужчины вынесут бездыханное тело?

   Анна называла его Вафлей. Я улыбнулась, вспоминая, как подруга презрительно фыркала при упоминании его имени. На ее языке слово "вафля" означало какую-то сладость. Вот уж менее всего Рандвалфу подходит сравнение с вкусностью.

   - Нет, - прошептал он, когда я убрала руку.

   - Что такое?

   - Не убирай, - слова давались ему с трудом.

   Моя рука была прохладной. Пришлось снова положить ее на лоб мужчине. Тот вроде успокоился и даже начал засыпать. Когда одна рука нагрелась, я положила другую. Воды для компрессов у нас не было, нужно было топить снег. А двери муж Хелены на ночь закрывал. Чтоб нечисть не шастала, да ветер не врывался в горницу.

   Я постоянно прикладывала ладони к стеклу, охлаждая их. Сама не знаю, почему. Просто чувствовала, что так ему лучше, легче переносить жар. Я запретила себе думать о нем, вспоминать. Просто делала то, что сделала бы для любого человека. Даже больше.