Кэрол Берг - Сплетающий души

— Как долго существует Пределье?

— Я не имею представления о том, что такое долго, но в моей природе кануть с течением времени. Настанет час, когда мы с тобой не услышим голосов друг друга, но он еще не пришел.

— Что такое огненные бури?

— Они за пределами моих познаний. Они приходят извне, и ты должен остановить их, иначе Пределье вновь станет тем же, чем было прежде.

Вернется в хаос.

— Как я могу остановить их, если я даже не знаю, что они есть?

— Ты с нами и не можешь быть иным, чем есть.

— Это не ответ.

— Это основополагающая истина. Она говорит мне, что ты сможешь постичь природу бурь. Хоть ты и принадлежишь к этому миру, ты, как и бури, пришел в Пределье извне. И эти бури нацелены в тебя.

Мы так ни к чему и не пришли. Как Стражу удавалось получать сведения, достаточно определенные, чтобы действовать? Возможно, мне нужно иначе строить свои вопросы. Я еще не задал самый важный из них, хотя и не надеялся на более ясный ответ, чем уже отвергнутые мной.

— Ты знаешь, кто ударил мою мать?

— Да.

— И ты знаешь, кто предал планы принца, моего отца? Не было нужды объяснять, какие именно планы и кем были мои мать и отец. Этот голос понимал меня так же, как я — эту странную землю.

— Да.

Сжавшись, похолодев, я снова придвинулся к чаше, словно так мог лучше расслышать ответ. Ошибки я не допущу.

— И кто же это?

— Я не отвечу на это.

Мои пальцы впились в край чаши, словно я хотел выдрать ее из твердого камня.

— Скажи мне!

— Еще не настало время тебе узнать это.

— Это безумие!

Я взмахнул руками, желая сломать что-нибудь или швырнуть, крича на потолок, стены и пол этого треклятого места.

— Ты… кем бы ты ни была… и каким бы обманом ни занималась… ты произнесла тысячу слов, но ничего мне не сказала! Так просто играть в пророка, говорить мне, как ты мудра и всезнающа, — но увиливать и отказывать в тех ответах, которые нужны мне больше всего.

— Если я расскажу тебе это, ты отвлечешься от всего, что должен здесь совершить. Твой народ нуждается в твоей заботе даже больше, чем я…

— Они — не мой народ!

— Будь терпелив. Познай свою истинную сущность. Вернись спустя сотню светов, и я открою тебе то, о чем ты спрашиваешь. Но до тех пор как следует подумай над тем, что было сказано.

— Сотню светов? Сто дней? Невозможно! Я ведь даже не знаю… Ты знаешь, жива ли моя мать?

— Этого я не знаю. Не спрашивай меня больше сегодня, о король. Займи свое место здесь, в твоем новом мире. Помоги своим…

— Я не могу потерять сто дней! Я должен уйти.

— И куда ты пойдешь, чтобы стать ближе к истине, чем в самом твоем сердце — здесь, в Пределье? Здесь ожидает тебя сила и успокоение. И только смерть ждет тебя в других местах.

Недовольный собой за то, что пытался найти смысл в полной тарабарщине, я повернулся, чтобы уйти.

— Прежде чем ты уйдешь, юный король, не отведаешь ли воды, дающей жизнь твоей земле? Для всех остальных она чужда и ядовита, но для тебя она несет утешение, силу и поддержку. Она предназначена для тебя и поэтому укрепит тебя во всех испытаниях, с какими бы ты ни встретился.

Я окунул пальцы в голубовато-зеленую воду, зачерпнул в горсть и позволил ей просочиться сквозь пальцы.

— Я так не думаю, Я не доверяю твоей всезнающей щедрости.

— Как пожелаешь. Я буду ждать твоего возвращения. Приходи к Истоку за советом, когда захочешь, но подожди сотню светов, чтобы спрашивать глубже.

— Пустая трата времени, — сообщил я Паоло, когда мы вышли из пещеры. — Мне стоило бы знать, что никакой «пророческий глас» не поведает мне ничего полезного. И три месяца, чтобы попробовать снова.

Я широко зашагал по дорожке через рощу, опомнившись лишь тогда, когда Паоло заворчал, как трудно ему гнаться за мной. Остановившись у озерца, я немного полюбовался водопадом, дав Паоло время отдышаться, прежде чем мы продолжим путь. Свет угасал, еще пока мы были в пещере. Воробьи и зяблики щебетали, словно эта перемена была настоящим закатом, а песня дрозда пронзала прохладный воздух с чистотой флейты. В тенистых уголках сада на железных столбах висели фонари, испускающие теплый свет, тем более яркий, чем больше тускнело желто-оранжевое сияние над нами.

— Так как ты думаешь, — поинтересовался я, когда выражение лица Паоло показалось мне несколько менее тревожным, — ты почувствовал то же, что и тогда?

— Тебе не понравится то, что я скажу.

— Действуй.

— Мне кажется, тебе пора убираться отсюда. Тебе не стоит оставаться здесь — даже на день.

— Да, вся эта история с Истоком — полная ерунда, я согласен. Но… — Как я мог объяснить ему, что я чувствовал здесь, в Пределье, несмотря на все разочарования сегодняшнего дня? — Она была права в одном. Куда мне идти?

— Дело не столько в голосе, сколько в самом месте… во всем сразу. Здесь что-то не так — что-то скрытое. Меня тревожит то, о чем она не говорит. Думаю, нам надо уходить. Иди домой. Спрячься в Данфарри или Монтевиале, а если домой возвращаться нельзя. Или как-нибудь проберись в Авонар, если тебе нужно побывать там, чтобы разобраться, что с тобой происходит.

Словно каменный обод чаши, уступающий капающей воде, все его доводы и мои сомнения были сокрушены простой логикой.

— Я не могу встретиться с матушкой, живой или мертвой, пока не узнаю, кто ее ранил. Но ни в Лейране, ни в Валлеоре ответов нет. Все, что я могу там делать, — это скрываться. А если я отправлюсь в Авонар, не имея под рукой объяснений, меня убьет мой отец или же лорды заберут меня обратно, и я так никогда и не узнаю, кого в этом винить.

На это Паоло ответить не смог. Он тоже готов был меня убить.

Поднырнув под его руку, я медленно повел его по дорожке и вверх по лестнице, к галерее.

— Еще какое-то время со мной здесь все будет в порядке. Но я попрошу Вроуна отвести обратно тебя… и принцессу…

— Вот это будет умно, — ответил он между шагами. — Если тебя кто-то ищет и они выяснят, что эта девушка вернулась оттуда, где ты есть… Ну, она ведь вряд ли будет держать язык за зубами, разве нет? И она приведет их прямо к тебе.

— Думаю, так.

— И я уже говорил тебе, что буду рядом.

— Даже если я решу остаться здесь?

— Можно подумать, у меня есть выбор.

Без дальнейших споров мы шагнули в темный проем, перенесший нас обратно в Голубую башню. Я все еще не был готов спросить, верит ли он до сих пор, что это я ранил мою мать.

Глава 18

Мы остались. Принцесса была вне себя от ярости, узнав, что не сможет вернуться домой еще три месяца, и сообщила мне, что я так и остался самым тупым мальчишкой в мире, прислушивающимся к словам миски с водой. Три дня она не разговаривала со мной, но потом, видимо, решила, что лучшим наказанием для меня будет постоянное выслушивание ее нытья.