Мария Версон - Прекрасный город Юнивелл (СИ)

Отец усадил Илвен в машину и собрался везти её в ближайшую больницу или любой медпункт который попадется им на пути. Я в это время сидела с Илвен в машине и держала её за руку. Видишь эти мелкие шрамики? Это следы её когтей... Так она злилась. Я помню как она сидела на переднем сидении в раскаленной от жары машине, где все пропахло резиной и было нечем дышать, и не переставая шептала: "Будь ты проклята". Без какие либо эмоций или действий, с абсолютно нейтральной интонацией, настолько безразличной, что становилось дурно - был только этот шепот.

- Знаешь, Арде, - по спине начальника снова пробежал холодок, - у Илвен были красивые зеленые глаза. Словно граненый изумруд. - Элравенд по-прежнему вертела в руках небольшой кругленький камешек, окованный белым золотом. - Густой томный завораживающий цвет, в нем было что-то неестественное... словно бы магическое.

- То есть... - Арде продолжал вести машину все чаще и чаще поворачиваясь к Элре, не водящей глаз с изумруда.

- Отец отвез Илвен в больницу и больше она её не покидала: её положили в районную психиатрическую клинику как особо буйного пациента, и папа говорил что с трудом довез её - она начала кричать, бить ногами по ветровому стеклу... А мама, оставив меня на даче и велев дожидаться тётушку, вызвала машину и решила увезти Ирму в город... отдать её в больницу, видимо в ту, где сейчас Илвен.

О том, как кончился тот день для моей семьи я не знала. Очень взволнованная и перевозбужденная я все же заснула, но где-то около трех часов ночи, а на утро приехали тётя Лённе и её сыновья.

Тётя Лённе была из категории тех женщин, коих на моем жизненном пути оказывалось не много: они рождаются в бигудях и халате и явно в таком же видел собираются прожить всю замужнюю жизнь. Тётя Лённе никогда не работала, в шестнадцать лет она вышла замуж, в двадцать два родила и решила все же не заниматься ничем, что труднее готовки. Она приехала отдуваясь и таща за спиной огромный чемодан, содержимое которого было наверняка неведомо даже ей самой. Как только нога тёти переступила порог дома, её младший сын Керл влетел в дом, да с такой скоростью, словно ему пригрозили двадцатисантиметровым шприцем, не разуваясь, пробежал через коридор и кухню к задней двери и умчался в сторону малиновых кустов. Что до старшего сына, то едва Челес переступил порог дома на нашей даче, как из моей головы вылетело все, что было связанно со вчерашним днем и этим происшествием. Хоть Челес и приходился мне двоюродным братом, это не помешало ему своей красотой свести меня сума. Терпи, Арде, терпи, я расскажу тебе о своей первой любви. Ах! Челес был ростом значительно выше меня, где-то метр девяносто, при моих-то тогдашних ста шестидесяти пяти сантиметрах с прямой спиной, шатен, носил какую-то странную рваную короткую стрижку, которая тогда в моде для парней его возраста и стиля. С темно-карими глазами, которые иногда меня цвет до абсолютно черных, и этой своей красотой он мог абсолютно ничего не делая свести сума любую попавшуюся на глаза девушку, в числе который оказалась и я.

- Ну прям сердцеед какой-то, - буркнул Арде, когда стоял у плиты с закатанными рукавами. - Ты свинину ешь?! - Спросил он удивленно, приоткрыв морозильную камеру, - я думал ты питаешься светом от настольных ламп и утренним кофе.

- Да, ем, - Элравенд сидела на кресле у распахнутого окна на своей запыленной кухне и чувствовала себя более чем неуютно, зная, что у господина начальника, хотя у него в гостях ей никогда не приходилось бывать, такой беспорядок недопустим даже теоретически, - причем очень прожаренную, и пожирнее, чтоб побольше масла. Знаю, что вредно, но мясо - это святое. А... а почему ты готовишь на моей кухне?

- Потому что кое-кто не умеет готовить, - стоя в обороте улыбался начальник, заливая сковороду маслом. - И не надо делать такое лицо, я тебя не боюсь.

- Тебя мама учила готовить? - Без левой мысли спросила Элра, не обратив внимания на поджатые губы Арде и легкую дрожь, пробравшую его руки, когда он услышал слово "мама".

- Нет, готовить я учился в дет доме где жил и рос до того пошел в армию. И опять таки не надо делать такое лицо, все в порядке, сегодня твоя очередь рассказывать семейные истории. - Он повернулся к девушке и пальцами стал рисовать в воздухе какие-то кругообразные движения, значением которых видимо была просьба продолжать.

На утро позвонил отец. Голос у него был более чем взволнованный - убитый горем и подавленный, звучал так, будто отец говорит сквозь слезы, и я уверенна, что так оно и было. Вопрос "что случилось?" казался мне более чем глупым, я просто предложила приехать и помочь если что-то понадобится, но по просьбе отца я была вынуждена остаться на даче.

Всё это... Арде, весь этот ужас произошел в течении одного дня, точнее сказать вечера и ночи. Сейчас, четырнадцать лет все же прошло, я не могу описать то состояние в котором я находилась, когда подсознание хочет закричать и застрелиться. Попробуй сам представить чтобы почувствовал ты, если бы твою сестру увезли в клинику, а подруга осталась без глаза. Как бы там ни было, присутствие родственников и хоть какие-то дела помогали об этом не думать.

Утром и днем все новоприбывшие занимались исключительно своими делами. Тётя Лённе разбирала багаж и все восхищалась порядком который мы навели на чердаке, потом она помогала мне приготовить настоящий обед (а не салат и печенье), хотя честно признаться - готовила она, я, как ты знаешь, готовить не умею вообще. Самым приятным в той возне на кухне был вид из окна, который открывал мне прекрасную картину того, как Челес под солнцепеком, с обнаженным прессом и оголенной спиной собирает своему младшему брату, который сидел с нами на кухне в теньке и лопал вчерашнюю клубнику, бассейн. Рисовые котлеты, гороховый суп, оливье, сладкие корзиночки и ещё несколько видов пирожков с мясом. На вопрос кто все это будет есть, тётя Лённе ответила достаточно просто - указал пальцем на взмокшего от жары труженика, поскольку ему все это было "на один зуб". И поверь мне, она не шутила. Во время позднего обеда, а он был где-то часа в четыре, Челез воистину подобно стае саранчи прошелся по накрытому столу и уничтожил добрую половину того, что там было. Ел он с огромным аппетитом и очень долго, так что пока он сидел на кухне мы с тётей решили использовать небольшую коробочку, в которой бабуля хранила все свои бусы, а точнее остатки тех, которые рвались. Без разбора сваленные в одну большую белую шкатулку, разноцветные и разноценные бусинки заполняли все её немалое пространство. Занимались мы чем-то вроде бисероплетения, но на деле это оказалось скорее бусиноплетением: мы брали эти маленькие и большие цветастые шарики и нанизывали их на шелковые нити, собранные в три-четыре слоя.