Олег Авраменко - Хозяйка источника

— Ты осуждаешь меня? — спросила она.

Я покачал головой:

— Я не вправе судить тебя, Бронвен. Просто я боюсь, что когда-нибудь ты пожалеешь о своем поступке.

— Может быть… А может, и нет. Кроме всего прочего, меня забавляет перспектива утереть нос Порядку. Представь себе — Хозяйка Источника на троне Света! И потом… — Бронвен умолкла в нерешительности. — Я готова многое стерпеть единственно ради того, чтобы твоя мать и дальше относилась ко мне как к дочери.

Вот эту карту, которую Бронвен приберегла напоследок, я не смог бы побить даже при всем желании. Для меня она была сильнее всех козырей на свете.

— Юнона уже знает о том, что ты не Дана?

— Еще нет. Но ведь она любит меня, а не мое имя, и, думаю, не очень огорчится, узнав, что меня зовут иначе. К тому же завтра я стану Даной. Церемония коронации включает в себя и принятие королевой митраизма; короновавшись как Дана из Лейнстеров, я обрету это имя во Митре. Так что с формальной точки зрения все будет законно. Впоследствии мы с Брендоном покаемся в нашем маленьком обмане. Не сомневаюсь, что Амадис отпустит нам это прегрешение.

— Пусть только посмеет не отпустить, — сказал я и погладил Бронвен по ее вьющимся золотисто-рыжим волосам. — Знаешь, я начинаю скучать по моей Снежной Королеве.

— Ее больше нет, — ответила она. — Есть только Бронвен, Хозяйка Источника, а завтра появится Дана, королева Света…

…И когда Амадис возложил корону Света на чело Брендона и надел венец королевы на голову Бронвен, э т о свершилось. Дана, которую я любил, обрела свободу, и одновременно родилась другая Дана — Дана во Митре, Дана, королева Света.

Церемония продолжалась. Она должна была длиться до захода солнца, но я не стал ждать ее окончания. Помаленьку, чтобы не привлекать к себе внимания, я отдрейфовал к стене главного зала храма, а затем незаметно выскользнул через маленькую дверь в один из служебных коридоров, опоясывавших громадное здание по всему периметру. Дионис, с которым я координировал свой побег, дал мне знать, что находится в противоположном крыле у лифта. Поскольку до ближайшего лифта мне было рукой подать, мы условились встретиться уже в подземелье.

Зал Перехода в этот торжественный день охранялся с особой тщательностью, однако стражники, удостоенные столь высокой чести, явно не были тронуты оказанным им доверием. Их лица выражали вполне понятное недовольство: сейчас они предпочли бы находиться на площади перед храмом или в какой-нибудь таверне и, опрокидывая один кубок вина за другим во здравие короля и королевы, наблюдать за ходом церемонии в установленные повсюду в Солнечном Граде огромные зеркала.

— Черт возьми! — вместо приветствия сказал я Дионису, который встречал меня при выходе из лифта. — Как это никто не додумался поставить здесь парочку зеркал?

— Насколько мне известно, — ответил Дионис, — начальник службы безопасности дал прямо противоположное указание. Он просто трясется от ужаса при мысли о том, что группа фанатиков предпримет попытку теракта, а охрана не будет достаточно внимательной, чтобы дать им надлежащий отпор.

— Тогда ему следовало бы самому находиться здесь, а не торчать в храме, — произнес я достаточно громко, чтобы стражники услышали меня и прониклись ко мне благодарностью. Посочувствовать людям ничего не стоит, зато в ответ можно рассчитывать на их признательность.

Ради проформы (и соблюдая установленные правила) мы вошли под одну из Арок, я вызвал Образ Источника и мгновенно переместил нас обоих в библиотеку на втором этаже дома Пенелопы. В целях конспирации я осуществлял переправку "подсадных уток" из разных мест и в самые неожиданные моменты, а для предпоследней партии избрал Сумерки Дианы — скорее всего, из чисто сентиментальных соображений, чтобы лишний раз побывать в мире, где мы с Дианой любили друг друга, где родилась и выросла наша дочь.

Я связался с Брендой (как оказалось — разбудил ее), и она с недовольным ворчание сообщила, что минут через десять будет готова к приему. Затем мы спустились на первый этаж в холл, где нас ожидали еще семь человек из завербованных Дионисом девяноста шести «уток». Вернее, присутствующих было восемь — но восьмой явно не принадлежал к группе светловолосых и голубоглазых арийцев с истинно нордическими чертами лица.

При нашем появлении они дружно вскочили с кресел и чуть ли не выстроились в шеренгу. Такое рвение объяснялось не раболепием (большинству Властелинов свойственна непомерная гордыня, и они скорее умрут, чем заставят себя унизиться), а вполне понятным нетерпением в преддверии крутого поворота их судьбы. Нас, Властелинов, очень мало в необъятных просторах Вселенной; даже если бы мы, презрев расовые и этнические различия, поселились все вместе в одном из обитаемых миров, то оказались бы в положении так называемых малочисленных наций. Поэтому для Властелина нет ничего более страшного (исключая смерть, а может быть, и включая ее), чем лишиться Дома, оказаться вне сообщества подобных себе, стать парией. В большинстве Домов смертная казнь не практикуется, в качестве крайней и самой суровой меры наказания применяют изгнание — и другие Дома, по взаимному соглашению, не должны принимать в свои ряды осужденных. Так что формально я нарушал общепринятые этические нормы, вербуя "подсадных уток", однако в данном случае цель оправдывала средства. Если мой план увенчается успехом и мой Дом встанет на ноги, никто не посмеет упрекнуть меня в нелояльности — победителей не судят.

Я лично поздоровался с каждым из этой великолепной семерки. В целом, букет был типичный — две парочки кровосмесителей, братьев и сестер, одна лесбиянка и двое вероотступников, принявших христианство, — Дом Одина никогда не отличался религиозной терпимостью и толерантным отношением к сексуальным меньшинствам. Давая Дионису инструкции, я ориентировал его на подобный контингент отверженных — чьи проступки расценивались как тяжкие преступления главным образом в силу условностей, принятых в тех или иных Домах. Так, например, в Сумерках религиозные убеждения и сексуальная ориентация считались сугубо личным делом каждого человека, а супружеская измена всего лишь влекла за собой развод. С другой стороны, кровосмешение каралось везде, хоть и по-разному, однако я сам грешил этим и, может быть, потому относился к кровосмесителям снисходительно. Впрочем, особо перебирать мне не приходилось. Меня не устраивали отверженные, которые д е й с т в и т е л ь н о совершили преступление — патологические убийцы, насильники, разного рода извращенцы, заговорщики, анархисты и прочая такая же братия. Сначала я вообще собирался навербовать «уток» из числа полноправных членов Домов, но затем пришел к выводу, что не смогу полагаться на такую команду — большинство их останется верными своим Домам, а в моем Доме они будут скорее шпионами, чем моими соратниками. Что же касается отверженных, то я мог рассчитывать на их лояльность, проистекающую из стремления вновь стать членами сообщества Властелинов, — особенно после того, как все они прошли сквозь сито собеседования с Янусом. За время своего пребывания в Экваторе я уже переправил на Землю Артура восемьдесят одного человека; с учетом этих семи будет восемьдесят восемь. Оставалось еще восемь, включая Диониса; они не принадлежали к числу отверженных, это были мои давние друзья и родственники, которым я полностью доверял. Плюс еще, возможно, один человек…