Фрейлина. Предотвратить - Тамара Шатохина

с братом имеем на него равные права. Он как первенец, я – как порфирородный сын, рожденный уже в царствование. И если ранее подобные мысли посещали – не стану отрицать, то сейчас добровольно на это я не пойду. Корона отберет у меня всякую надежду, хотя… была ли она? – задумался он.

- Все заметили в вас влюбленность, Константин Николаевич, вы же об этом? – осторожно интересовался Шкурятин, - личность сей особы оставите в тайне?

- Император присмотрел мне невесту, о каких иных особах может идти речь? Взамен дал «поиграться» Севастополем, как ни гадко это звучит. А Крым мне нужен… и не только это сложилось одно к одному, – болезненно поморщился мужчина, потирая лоб: - Что же ломит-то так, а?.. Мы едем смотреть невесту, Владислав Семенович, прошу и вас составить о ней мнение – лишним не будет! – завершил почти зло.

- Возможно, там все не так плохо…

Константин пожал плечами.

- Вполне возможно! Но даже если не так… я не набрал еще авторитет, не доказал свое право требовать для себя чего-то исключительного. Со мной пока еще можно не особо считаться и церемониться. Но как же невовремя всё – мне нужно дело делать! – тяжело выдохнул, - благодарю… что терпеливо выслушали мою истерику. Похоже иногда это надобно, как вот мне сейчас. Ни с кем не позволял себе ранее... на вашем месте сейчас могу представить только Сергея Загорянского.

- Рад быть для вас и жилеткой в том числе. Согласен – иногда очень даже требуется, - согласно улыбнулся Шкурятин.

- Загорянский друг мне, Владислав Семенович. Давайте уже собираться…

Его попутчик ушел к себе...

Оглядев багаж, собранный уже и выставленный к порогу, Константин подошел к зеркалу и поправил шейный бант. Внимательно вгляделся в лицо… Бледен, помят, так и до этого красавцем не был.

В детстве Мэри звала его гадким утенком или обезьянкой за живость и резвость. Тогда он весело смеялся этому, потому что любил весь мир и ее тоже. Сейчас же… какая ерунда! Носат, невысок, близорук?..

- Зато титулован знатно! – бросил своему отражению, отходя. Настроение стремилось к нулю… Откровенный разговор не облегчил душу, только четче обрисовал для самого себя положение дел.

Стыда за него не было. Отчаяние не слабость - один из способов чувствовать, и для мужчины он длится недолго. Уже сейчас он вполне собрался… и готов.

Перед въездом в Саксен-Альтенбургское герцогство, Константин отправил герцогу Иосифу телеграмму из Лейпцига, предупреждая о неофициальном визите двух человек – Константина Романова и Владислава Шкурятина. Просил выбрать и назначить время, порядок и формат встречи.

Ожидание дало время посмотреть город. Железную дорогу отложили на потом – посредством нее и собирались попасть к месту. Так что, оставив вещи в отеле, мужчины прошли в центр, но не задержались там, только мельком осмотрев традиционно расположенную напротив ратуши торговую площадь и старинную церковь Святого Николая. Расспросив прохожих, взяли восточнее и вскоре оказались в Печатном квартале. Лейпциг на это время стал не только центром железнодорожного сообщения, но и книгопечатания. Несколько крупных издательств держали в этом месте магазинчики и здесь оба товарища на несколько часов забыли обо всем.

- А не желаете ли, Константин Николаевич, приобресть заодно подарок будущей невесте? – приобнял Владислав товарища за плечи и развернул лицом к подарочным изданиям, оформленным с особым тщанием и даже роскошью.

- Полагаете, в этом есть необходимость? – задумался тот, - но не будет ли выглядеть такой презент знаком особого внимания? Дарить, так всем без исключения членам семьи. Но об этом уже позаботилась Ее величество - здесь у нас также родственники. Предполагаемая невеста – моя троюродная сестра.

- Близкое родство? – удивился Шкурятин, - разве оно не под церковным запретом?

- Венчали же как-то Ольгу Николаевну… - пробормотал Константин, думая уже о другом – его взгляд притянуло сочетание цветов.

Томик содержал в себе древние германские баллады и был оформлен под стать: переплет сделан из тонких досочек, обтянутых темно-рыжей кожей. Углы защищены бляхами – ажурными угольниками светлого металла, а в центре красовался «жук» с крупным темно-серым полупрозрачным камнем внутри. Мужчина осторожно взял томик в руки… здесь была еще и замысловатая металлическая застежка и лента-закладка серого бархата.

- Замечательный выбор, господа… здесь целых семь баллад, а переплет украшен кружевом из серебра. В «жук» же встроен серый агат – символ богатства, долголетия и защита от сглаза. Этот камень использовали для создания талисманов и… - захлебывался восторгом продавец.

- Я беру. Да-да – беру, заверните и это тоже, - волновался Костя – как можно было забыть о таком? Почему он едет к Таис совсем без подарка?

Ответ из герцогства доставили к вечеру, и Константин заказал через службу отеля посадочные талоны на утренний экспресс в Альтенбург.

Вечером за ужином мужчины делились впечатлениями о городе, книгах и новых блюдах - уже из свинины, а не рыбы. Константин был оживлен, много говорил и улыбался - в багаже, аккуратно завернутый в плотную оберточную бумагу с фирменным рисунком лежал подарок для Таис.

Железнодорожный вагон оказался устроен прелюбопытно – состоял из трех пассажирских отсеков, изолированных друг от друга. Каждый имел отдельные выходы на перрон, но с соседними не сообщался. Закругленный низ делал вагон похожим на три соединенные друг с другом кареты. Внутри порадовал мягкий диван, просторный отсек для багажа, но главное – большие окна во всю стену давали возможность любоваться при езде окрестными видами.

Чем, собственно, мужчины и занялись - не слишком высокая скорость позволяла.

Холмистая местность Саксонии изобиловала небольшими ручьями и реками, первая из которых оказалась полностью окутала утренним туманом и смотрелась с высоты моста подобием извилистой белой пушистой ленты. Зрелище завораживало…

- Вспомнился туман на рейде, – делился своим Костя.

- Утренний пруд в родительском имении, - ностальгировал в свою очередь сосед.

И опять им было о чем говорить, о чем поспорить или согласиться друг с другом. Звучала русская речь…

Костя с большой легкостью и даже изяществом изъяснялся на нескольких языках, но особенно чисто и грамотно – на русском, считая его единственно родным. В семье всегда говорил только на нем, потому и слыл уже в этом возрасте свирепым славянином, говорящим только по-русски. Раньше это казалось ему смешным, но не сейчас – немецкая речь звучала крайне немелодично, резко и даже грубо. Даже мамин прусский говор слегка смягчился спустя много лет пребывания в России. В устах же