Дьяволы - Джо Аберкромби

— Ты, нахер, не против? — зарычала она на него, но он продолжил, и все расхохотались над шуткой. Женщина с огромными мускулистыми плечами, растрепанными тёмными волосами и надписью на щеке сидела на одном из шестнадцати стульев за обеденным столом, очень оживлённо разговаривая с кем-то, несмотря на то, что была одна.

Она снова посмотрела на приглашение, но теперь это была старая, потрёпанная афиша из цирка, криво напечатанная на плохой бумаге. «Ужаснитесь и узрите единственного пленного эльфа в Европе!» Третий номер за живой статуей и тем мужиком с гигантской бородавкой на лице. Это даже неправда. О том, что она — единственный пленный эльф, а не о бородавке. Но «Обыденность не соберёт толпы», — всегда говорил распорядитель манежа. Жаль, что его здесь нет, пусть он её и ненавидел. Даже быть ненавидимой — уже быть чем-то для кого-то.

Доказательство способности произвести впечатление.

Всё было слишком ярко и слишком громко. Она слышала мух. Она была пьяна? Её не тошнило, но она определенно потеряла достоинство. Не то чтобы это имело значение. Какой смысл в достоинстве, если никто не знает о тебе? Какой смысл в чём-либо?

Если никто о тебе не знает, существуешь ли ты на самом деле?

Оркестр играл ту же музыку с гудящей трубой, что и в цирке, когда она вышла, чтобы быть освистанной и сбитой с ног на потеху публике. С тех пор ей не нравилась эта музыка.

Гуляки в масках собрались в круг, тыкали в неё пальцами и смеялись. Рядом с ней в центре круга согнувшись стоял человек. Седой и в шрамах обеспокоенный мужчина, он казался таким знакомым, но Солнышко не могла его узнать.

— Это неправильно, — говорил он. — Нам не следует здесь находиться.

— Привет? — Солнышко щёлкнула пальцами у него перед лицом. — Я тебя знаю?

Но он её не знал. Он даже её не видел. Она смяла афишу в дрожащем кулаке. Она была в ярости, и никто не заметил, она была в ужасе, и никто не заметил, она была несчастна, и никто не заметил, или не стал показывать, даже если заметил. Она нашла угол и забилась туда. Она сползла на пол и подтянула колени к груди.

Она могла сделать себя невидимой. Это было её способностью.

Но могла ли она сделать себя видимой?

Вот в чём проблема.

Глава 25 «Ничего, кроме правды»

Ветер носился по комнате трогая пламя свечей и создавая из пыли странные узоры. Бронзовые круги гудели, дымились. Бурчание отрубленной головы заставило Алекс подумать, что её друзья в доме сошли с ума. Если когда-либо в нём были.

Так почему же Бальтазар ухмыляется?

— Что-то не так, — сказала она.

— Всё не так! — Брат Диас указал на голову с сочащейся жижей, на дребезжащие круги, на бормочущего волшебника. — Прошли недели с тех пор, как что-то было правильно...

— Он пытается разорвать связывание.

— Теперь ты эксперт и по магии, и по манерам?

— Я могу вычислить лжеца, — отрезала она. — И я слышала, как он говорил об этом по дороге. — и она кивнула в сторону барона. — Ему.

Вампир сложил безвольные пальцы на груди с видом оскорблённой невинности:

— Мне?

— Это правда? — брат Диас на самом деле выглядел немного уязвлённым.

Барон Рикард вздохнул:

— Люди могут доверять мне не боясь осуждения. Я вампир. Я оставляю моральные суждения тем… — и он лениво махнул на монаха. — В ком меньше разума и больше лицемерия.

Бальтазар улыбался шире, его движения становились резче. Ветер срывал бумаги со стола, хлестал Алекс по лицу её же волосами, рваные обои хлопали по ветхой штукатурке.

— Почему ты не сказала ничего раньше? — взвизгнул брат Диас.

Алекс облизнула губы. В основном потому, что она надеялась оказаться за много миль отсюда, ускользнув глубокой ночью, чтобы начать совершенно новую жизнь, которую она точно не испортит, как старую. Без оборотней, вампиров и магов. Пусть они останутся просто ещё одним набором уродливых воспоминаний. А она притворилась бы, что забыла о них.

Затем напали Марциан и его зверолюди, и оказалось, что остальные сыновья Евдоксии вероятно знали о ней, и лучшим шансом вдруг оказалось пока остаться с паствой часовни. Якоб, Вигга и Солнышко, что о них ни говори, а сказать можно много, но они делом показали, на чьей они стороне. Прошло много времени с тех пор, как на её стороне был кто-то, кроме неё одной. Её угол всегда был грёбаной пустыней.

— Скажи ему, чтобы прекратил! — ей пришлось орать, чтобы перекричать шум.

Монах выглядел одновременно в смятении и отчаянье. Из тех людей, которые скорее позволят лодке утонуть, чем отдадут приказ вычерпывать воду. Надо сказать, он был паршивым выбором на роль лидера. Примерно как Алекс была паршивым выбором на роль принцессы.

Она схватила его за рясу:

— Её Святейшество поставила тебя во главе! Это было в словах связывания! Прикажи ему остановиться!

— О, благословенная святая Беатрикс… — он стиснул зубы и повернулся к кругу. — Бальтазар Шам Ивам Дракси! — не прекращая своего постоянного бормотания, маг открыл один глаз и посмотрел на них. — Я приказываю вам…

Бальтазар схватил воздух рукой, и слова монаха оборвались неловким хрипом. Он наклонился, схватившись за шею. Уставился на Алекс, выпучив глаза.

— Маг остановил его дыхание, — спокойно сказал барон Рикард.

Алекс поймала брата Диаса, опустившегося на колени, вены на висках страшно вздулись.

— Отпусти его! — закричала она на Бальтазара, но, помимо самодовольных лекций об истории древнего Карфагена, он игнорировал её уже несколько недель. Наверное, это бы шокировало, начни он обращать внимание сейчас. Он стоял с вывернутыми губами, где-то между гримасой боли и улыбкой торжества, его мантию развевал ветер из ниоткуда.

— Помогите мне! — закричала она барону Рикарду, подняв одну руку, чтобы защитить лицо от хлещущего песка.

Вампир ничуть не помог:

— Ты должна занять трон. И не можешь заставить подчиниться одного волшебника?

Круги теперь светились, на половицах под ними образовались подпалины. Отрубленная голова продолжала выкрикивать чепуху. Брат Диас опустился на колени, лицо стало фиолетовым.

— Что мне, нахер, делать? — закричала Алекс.

— Вперёд… — крикнул Эрик, спокойно держась за