Я один вижу подсказки 9 - Никита Красавин

уверенная улыбка; кто-то посчитал бы её дерзкой.

В его глазах не было ни боли, ни следа грусти. Как будто он только что вернулся с дневной прогулки: подышал воздухом, полюбовался небом, и пришёл сюда.

Он оглядел всех присутствующих, задержал взгляд на Айгуль, на Ярославе, на отце… И спокойно произнёс:

– Вы всё суетитесь?

***

Когда зашёл в зал, то увидел знакомые лица. Те, мягко говоря, были в шоке. Замерли с разными выражениями: от непонимания до ужаса. На ум сразу пришла мысль:

«Неее… Что-то тут не так…»

Они выглядели слишком «постаревшими». К примеру, отец… он стал каким-то стариком. Он и раньше выглядел таким, но сейчас – совсем плохо.

Мама выглядела лучше, но мне ещё не доводилось видеть под её глазами мешки.

«Это новая мода? Интересно…»

Единственная, кто радовала своей внешностью, – это Айгуль. Вчерашняя восемнадцатилетняя девчонка превратилась в умопомрачительную красотку со спортивным, соблазнительным телом.

Тело просто «чистая любовь в своём совершенном виде». Его нельзя было спрятать даже за платьем. Наоборот, оно только подчёркивало и усиливало эффект.

«Вот такие изменения я люблю».

Я внимательно разглядывал их, они – меня, и в какой-то момент словно произошёл «взрыв»: все одновременно покинули свои места за столом и начали меня обнимать.

Причём ситуация была странной. Кто-то плакал, кто-то молча прижимался к спине. Один хватал за одну руку, другой за другую. Теперь понятно, что значит:

«Обнимают так, что кости хрустят…»

Только мои характеристики так сильно выросли:

«Какая должна быть сила у этих людей, чтобы мои кости хрустели?!»

…

Саму встречу можно было бы описать всего тремя словами: неловкость, теплота и слёзы. Причём о слезах стоит сказать отдельно: воды было столько, что пиджак буквально промок насквозь. Хоть выжимай, как половую тряпку.

Было желание вырваться, сбросить с себя этих липучих людей, но такое поведение показалось бы слишком жестоким. Поэтому я просто терпел, стоял и слушал. Слушал, как все наперебой рассказывали, как скучали, как переживали, как было тяжело без меня.

Я стоял и не понимал главного:

«А что вообще произошло-то?»

Всё, что оставалось, – так это смотреть вперёд на неё – Ярославу. Единственная, кто вёл себя нормально. Без истерик и без обниманий.

Она просто спокойно сидела за столом: прямая спина, скрещённые на груди руки, спокойный взгляд. В её глазах не было ни радости, ни облегчения – только упрямое, сдержанное равнодушие.

Будто злилась на что-то. Будто я взял у неё денег в долг, а затем пропал. Может показаться, что такое поведение глупое, но это же моя младшая сестра. Я знаю её с пелёнок.

Хотя сейчас она не выглядела на шестнадцать. Скорее, на все двадцать. Последний раз я видел её, когда она уезжала в закрытое училище.

Туда принимали только девочек, обучая их не только «женским штучкам» вроде письма, истории, этикета… но и вполне серьёзным вещам: фехтованию, стратегии, выживанию.

Когда она уезжала, то расплакалась прямо у порога. Тогда она сказала:

– Я буду скучать…

А потом добавила, всхлипывая носом.

– Не забывай писать!

Приятно видеть сейчас, как же сильно она повзрослела. Всё же один вопрос не давал покоя. Тот, который крутился в голове с самого момента, как переступил порог:

– Так… сколько времени прошло?

Ответила Айгуль, довольно тихо:

– Тебя не было четыре года.

– Четыре? – не веря, переспросил я. – Как так-то?

На самом деле, если задуматься, то можно объяснить такую большую разницу во времени. Обычно никто не выбирается из комнаты Аватара через дыру. Тем более не строит там туннели.

Время в том пространстве работает по-другому. Тем более, я и сам застрял с Русланом и его навыками. Я думал, что контролирую ситуацию.

«И знаете что?»

«Если бы знал, что из-за моих действий пройдёт четыре года, то лучше бы сразу согласился на четвёртое испытание».

Дело в обычной математике. Шесть испытаний подряд заняли бы всего шесть недель реального времени. Они просто шли бы друг за другом.

«Чтобы стать богом – дел на полтора месяца. Всё…»

А получилось, что прошло уже четыре года, просто из-за желания выбраться наружу и побыть со своей семьёй… Как-то так…

Они ещё не знали в тот момент, но я уже принял решение:

«Я больше не буду выходить… пока не пройду все девять испытаний до конца».

То есть, это мой последний выход к семье. Быть может, когда я увижу их снова, для меня пройдут годы, сто, а может, и тысяча лет.

…

Так, в полной суматохе, прошёл весь день. Никто не говорил о делах, о проблемах, о том, что будет завтра.

Все просто… были вместе. Меня посадили во главу стола и накрыли, как в старые времена. На подносах слуги принесли жареное мясо диких зверей Севера.

Отец особенно гордился им. Мясо было нежным только потому, что варилось долгое время. Когда я попробовал, то вместо дичи почувствовал сладость:

– Почему оно сладкое?

– Особый маринад с ягодами.

Домашнюю еду Марфы ни с чем не сравнить. Мне понравились овощи: солёная капуста, сладкий ломкий лук и лесные грибы – всё щедро полито различными соусами.

«Вот как тут отказать?!»

Думал я, поэтому ел много, ни капли не стесняясь. Только вилка сверкала в руках. Еда ничуть не мешала говорить. Пришлось рассказывать о третьем испытании с самого начала: как попал туда, с какими трудностями столкнулся и как эти трудности превращались в благоприятные подарки судьбы.

Они слушали, иногда возмущались:

– Порок сердца?!

– Ты обучался боевым искусствам?!

– Тяжело тебе пришлось!

Что бы я ни сказал, обязательно сопровождалось какими-то комментариями. Конечно, о плохих поступках или вещах, о которых говорить было стыдно, я умалчивал.

Даже трудности пришлось немного приукрасить. Послушать меня, так третье испытание было настолько лёгким, насколько вообще бывают такие испытания.

Проблемы решались по щелчку пальцев, враги – тупые, чуть ли не умоляли их убить. А остальные люди только и делали, что восхищались моей крутостью.

В какой-то момент я даже начал раздавать подарки. Сначала показал им монету, а из неё уже доставал разные штуки.

В сокровищнице было немного драгоценностей. Я бы даже назвал их наполовину драгоценностями, наполовину артефактами. Красивые кольца, подвески и серьги. А поскольку девушек было много, я вывалил всё. В поместье всего три человека, которых можно назвать мужиками: отец, я и Скай.

Ближе к вечеру, в этой тёплой, почти безмятежной атмосфере, я вдруг задумался:

«Стоит ли мне говорить про жену?»

Долго колебался, слова застряли где-то между