Михаил Тырин - Кратчайший путь

— Успокойся, здесь мы только едим, думаем, вспоминаем. А так у нас есть и дворцы, и лучшая еда, и все мыслимые развлечения. Разве ты не понял?

— Это не по-настоящему. Это чужие жизни, да и то урывками.

— Давай не будем спорить, что настоящее, а что придуманное. Этот спор ведется уже не первый век. Пойдем-ка покурим…

Мы вышли на улицу. Темнело, людей не было. Хваткий морозец сразу остудил мою голову.

— Так вот, милый юноша, — продолжил он. — Я в прошлом преподаватель одного серьезного вуза. Мне приходилось очень много работать, чтобы чувствовать себя, скажем так, на должном социальном уровне. У меня было немало побед, успехов, триумфов даже. Все это — суета. Все это лишь для того, чтобы «центры удовольствий» в головном мозге получили и зарегистрировали соответствующий биоэлектрический импульс от нервных окончаний. Понимаешь меня?

— Понимаю, — я равнодушно пожал плечами. Было любопытно наблюдать, как этот жалкий доходяга вдруг заговорил ученым языком.

— Нет, ты должен понять главное. Человек живет лишь для того, чтобы создавать благоприятные условия для своих пяти чувств. Сколько усилий он прикладывает, ты только представь себе! Сколько изобретательности, воли, а сколько лжи и подлости! Так вот, у нас есть кратчайший путь. Без зла. Без напряжения.

— Есть еще и шестое чувство, — возразил я. — Если человек нормальный, ему важно знать, что все для себя он сделал сам. А не украл из чужой жизни.

— А-а, «чувство глубокого удовлетворения»… — усмехнулся он. — Это шестое чувство тоже нам доступно. И тебе доступно — вспомни.

А ведь в этом он был прав. Сидя в кресле на борту роскошной яхты, я никаких угрызений совести не испытывал. Я не занимал чужое место, все было по-настоящему.

— Теперь объясни, — продолжал он, — зачем же искать трудные пути, если мы нашли простой? Простой и короткий. Кратчайший!

Я некоторое время молчал. С его логикой тягаться было непросто.

— Приходи почаще, — сказал он. — Ты все поймешь гораздо лучше, когда испытаешь на себе, когда привыкнешь.

— Это все равно что сидеть на игле, — сказал я. — Стимулировать свои «центры удовольствий» химической дрянью. И жить в придуманном мире.

— Я все же не хотел бы дискутировать о придуманном и непридуманном, — снова сказал он. — Это сейчас не важно. Гораздо важнее понять следующее: в современном мире человеку приходится все меньше ворочать тяжести, он все больше уделяет времени творчеству и созерцанию. Настанет время, когда и мы, как Пенки, сможем заниматься только этим — творить и наблюдать за плодами своих творений.

Я фыркнул. Было по-прежнему странно слышать эти слова от заросшего и вонючего обитателя подвала.

— На вас жалко смотреть, — сказал я. — Вы хоть бы минимум для себя сделали. Комнату чистую или одежду нормальную.

— Да зачем?! Все, что нам нужно — это поддерживать жизнь в теле. Куска хлеба в день хватает. Вдумайся — всего лишь поддерживать жизнь, просто «заливать бензин». Ни о чем больше заботиться не надо, все есть. Понимаешь ты или нет? Человек живет не ради набитого желудка, для него важнее всего созерцание, удовольствие, познание.

— Созерцание… — горько усмехнулся я. — Между прочим, созерцать настоящую боль, смерть, муки — это извращение.

— Ты опять берешься судить о настоящем и ненастоящем.

— Если уж эти ваши Пенки сумели создать этот мир, то почему они его таким сделали? Они могли бы пожалеть нас.

— Ты кое-что путаешь. Они не придумали мир, они придумали нас. Придумали и стали смотреть, что мы будем делать. А все, что вокруг творится, это уже мы сами…

— И все равно, если бы я мог, то вмешался бы.

— А ты можешь, — сказал он и внимательно посмотрел на меня. — Ты можешь вмешаться, но ты этого не сделаешь. Имея настоящую власть над реальностью, ты поймешь, что вовсе не нужно всюду лезть и все менять. Интересней и правильней просто наблюдать. Согласись, что пять твоих чувств служат одной прямой цели — познанию мира. И возможности для познания у тебя теперь просто безграничные.

Я уже собрался уходить, как вдруг меня посетила еще одна удручающая мысль.

— Послушайте, — произнес я. — А что, любой человек вот так может… переселить свою душу, в общем, и…

Мужчина ответил не сразу, задумавшись.

— Да, пожалуй, любой. Теоретически любой. Впрочем, только теоретически.

Дома я долго ходил из угла в угол и не мог успокоиться. Что и говорить, забавное мне предложили развлечение. Аж дух захватывает.

Но ничего, кроме звенящей пустоты в сердце, я не чувствовал. Я всю жизнь готовился к тому, чтобы карабкаться, надрываться, догонять. И вот оказалось, что все это — постановка. Ничего не надо. Ничего и никому. Только Пенкам — комкам разумной слизи, которая живет на стенах какой-то глухой пещеры и смотрит на твою возню просто от скуки. А может, и не слизь Даже, а просто дух бесплотный.

Самое скверное, что я не мог понять: кто жил за меня все эти годы. Кто решал, какое пиво купить, к какой девушке подойти на вечеринке, в какой институт поступить. Кто — я или Пенки?

«Познание», — вспомнил я. Ведь это и в самом деле путь, которого никто не отнимет. Впрочем, и тут обман. Я могу познать лишь то, что давно известно, и более того, всего лишь придумано чужим разумом.

А если рискнуть познать больше? Если попробовать думать теми категориями, которыми пользуются Пенки.

Я прошел в кухню и налил себе полстакана водки. Я уже понял, что дело не в мутном отваре и не в абракадабре, которую нужно повторять, пока не отойдешь в «астрал». Нужно расслабиться, отрешиться от мира. Сойдет и водка. А вместо «белый конь, белый снег…» я решил читать Библию, которая всегда отлично меня усыпляла.

У меня все получилось. Я «уплыл» быстро и без всякого напряжения, внутренние глаза включились просто, как карманный фонарик. И, оказавшись в желтом тумане, я удовлетворенно рассмеялся. Я не забывал, что никакого желтого тумана нет, все это просто иллюзия, привычные понятия, чтобы я мог как-то ориентироваться, чтобы мои пять чувств не свихнулись, оставшись без информации. И воздуха здесь нет, и стен, и даже силы тяжести.

Передо мной были старые Пенки. Едва светящаяся слизь, грязная из-за вкраплений серых и черных точек. Мне полагалось лишь смотреть на них, а погружение в их фантазии должно было произойти само.

Но оно не происходило. Я чувствовал сопротивление, старые Пенки не хотели подпускать меня к своим секретам. Но я не сдавался. Не знаю, сколько времени прошло, пока наконец сопротивление не исчезло. И я словно провалился сквозь какую-то вязкую толщу.

Дальнейшее представлялось просто кошмаром. Сначала меня сотряс удар — не физический, а какой-то всеобъемлющий, со всех сторон, даже изнутри. Больно было всему — глазам, ушам, мозгу, всем нервным переплетениям, каждой клетке. Больно — не то слово. Это походило на столкновение со смертью, я словно оказался в эпицентре крушения Вселенной. Меня рвало на клочки, на клетки, на атомы. Но при этом я что-то видел. И все, что я видел, приводило в первобытный ужас, я уже сам хотел поскорее умереть.