Владимир Наумов - Души потемки

— Ну что дальше? Пойдем в деревню.

— Улла!

Ноги подрагивали, когда я вернулся к нашей стоянке за вещами.

Забрезжил рассвет. Меня не покидало ощущение, что сюрпризы на сегодня еще не кончились. И это, признаться, меня не радовало.

Под навесом из жердей, закиданных ветвями, собрался почти весь речной народец. Рыбьи потроха, сваленные невдалеке в чан, тлеющие сети и гниющие водоросли создавали невыносимый «аромат». Деревня выглядела убогой и запущенной. Жалкое зрелище представляли и ее обитатели. Худые, грязные, с нечесанными космами. Изможденные озлобленные лица.

«Господи, и я надеялся с ними договориться. Да они отцу родному не поверят на слово, не то что пришлому. Присутствие единорога их скорей насторожило».

В десятый раз я пытался втолковать им, что необходимо переправиться. Попасть на тот берег — и все. Но похоже, что мои просьбы отлетали от сплошной стены враждебности не достигая цели! Вздохнув, я утер пот.

«Жарища. Пива бы сейчас. Холодного. „Холстен“. Можно и „Жигулевского“, но обязательно из холодильника».

Послышался почтительный шепот. Со стороны пристани к нам направлялась странная процессия. Во главе ее шествовала пожилая женщина в белоснежном одеянии. Несмотря на эскорт, создавалось впечатление, что она идет одна. Расстояние, отделяющее ее от спутников, нельзя измерить в метрах, оно несоизмеримо больше. В уверенной походке, гордо поднятой седовласой голове чувствовалась властность. Молодость прошла, тело утратило стройность, но глаза — сине-зеленые, искристые захватывали и поглощали с одного взгляда.

— Кто это?

— Жрица Уйди-Уйди.

Каким образом леший оказался рядом, я не заметил. И признаться, не очень удивился. Практически я был уверен, что он вернется.

— Все зависит от ее слова.

Уйди-Уйди прошла сквозь толпу, так, как будто вокруг никого не было. Ласково, но по-хозяйски уверенно потрепала единорога.

— Ты привел их.

Это не было вопросом, скорее она констатировала то, в чем была заранее уверена. Пристальный взгляд рубиновых глаз, как мне показалось, выражал осуждение.

Речники, затаив дыхание, следили за Уйди-Уйди и единорогом. Фанатическое обожание озарило их хмурые лица. Мне на миг стало страшно: поведи она бровью, и толпа разорвет нас. Покрепче сжав арбалет, я постарался незаметно подать команду Царгу. Но буль почувствовал опасность задолго до меня. Заняв позицию между мной и рыбаками, он внимательно следил за малейшим движением. Напряжение нарастало.

— Я выполню твою просьбу, — толпа жадно ловила каждое слово, — но ты должен выполнить мою.

— Конечно, если смогу.

Хитрая улыбка промелькнула на ее губах.

— Сможешь.

Одного мановения руки хватило, чтобы распустить сходку. Негромко переговариваясь, рыбаки стали расходиться. Скоро под навесом остались мы с Дрень-Бренем, дух, Царг и Уйди-Уйди с единорогом.

— Когда мы отправимся?

— На рассвете.

Пробормотав себе что-то под нос, леший отвернулся.

— Почему не сейчас?

Уйди-Уйди вновь улыбнулась, но на это раз как-то не весело.

— Дети, ты заметил, что их нет?

Я призадумался и начал лихорадочно вспоминать. Действительно до сих пор я не видел в деревне ни одного ребенка.

— Мое условие таково. Гонцы уже в пути. К вечеру сюда соберутся девушки, по одной от каждого селения.

Еще не понимая до конца отчего, я занервничал. Оглядевшись по сторонам, заметил, что Дрень-Брень с духом смущенно потупили глаза. Единорог развлекался с Царгом, который пытался ухватить его за морду, впрочем, больше имитируя нападение, чем всерьез атакуя. В растерянности я посмотрел на жрицу.

— Нам грозит вымирание. Культ единорога так глубоко закрепился в наших сердцах, что мы практически забыли, что такое любовь. Плотская любовь.

— Пока я ничего не понимаю. Мне что — им лекцию прочесть? Сожалею, но я забыл дома томик «Кама-Сутры».

Уйди-Уйди с царственным спокойствием выслушала мою дерзкую речь.

— Все девушки с детства посвящены единорогу. Все они девственницы. И не один мужчина не посмеет к ним прикоснуться.

— Прямо-таки девичий монастырь, — расхохотался я, схватившись за бока.

— Ты должен заронить семя жизни в избранниц.

Смех застрял у меня в горле.

— Святотатство плюс изнасилование. Будь я проклят — да меня повесят. Ты понимаешь это?

Буль прекратил игру и занял позицию у моих ног, угрожающе ощерясь.

— Спасибо, лучше я вплавь попробую.

Жесткая усмешка исказила губы Уйди-Уйди. Удивительную метаморфозу претерпело лицо женщины, вмиг утратив очарование. Глубокие морщины залегли у глаз. Лоб сморщился. Жилы на шее напряглись.

— Ты все равно покойник. У тебя нет ни малейшего шанса пройти Болото Ужаса.

— Я попытаюсь.

— Вряд ли. Либо ты сделаешь то, что прошу, либо…

— О, это становится интересным.

— Не для тебя. Либо я объявлю, что ты хотел осквернить культ Единорога.

От такой наглости я онемел. Дрень-Брень жалобно вздохнул. Дух же с интересом наблюдал, как я выкручусь из данной ситуации.

— Это шантаж!

— Речь идет о будущем моего народа, что в сравнении с ним твоя жизнь. Жизнь чужака. Подумай.

С этими словами Уйди-Уйди величественно удалилась.

С досады я со всего маху врезал кулаком по опоре навеса. Она переломилась, и на нас повалилась кровля.

«Здесь все прогнило. Абсолютно все».

Велес

Десятивесельная лодка уперлась в глиняный берег. До сих пор все шло гладко, если не считать двух нападений речных тварей, похожих на помесь спрута с крабом, но рыбаки отнеслись к ним с завидным спокойствием. Глиняные шары с зажигательной смесью «охладили» кровожадные намерения Хвать-Хвать. Дрень-Брень заработал шишку, а Царг кусок щупальца. Погода стояла тихая, и река была спокойна. Это позволило вовремя заметить готовящееся нападение.

В полном молчании мы высадились на берег. Покидав наши пожитки, рыбаки поспешно отплыли. В устье глубокого оврага, который рассекал высокие крутые прибрежные холмы, я рухнул без сил на землю и был готов разрыдаться. Лешачок деликатно отошел в сторону, разбирая поклажу. Уйди-Уйди напоследок дала нам несколько зажигательных снарядов, буркнув, что на болоте они, возможно, чуть продлят нам жизнь. Улла с Царгом отправились на разведку.

В предрассветной мгле я вздрагивал от любого шороха. Воспоминания прошедшей ночи все еще стояли перед моим взором.

…К вечеру меня закрыли в хижине. Уйди-Уйди приводила девушек по одной. Они понятия не имели, зачем. Так повторилось семь раз. Господи, мне до конца жизни не забыть их глаз, полных ненависти, мольбы и ужаса. Если на небесах ведется счет моим грехам, то он значительно увеличился.