Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – оверлорд

Ознакомительный фрагмент

Он слушал с той же настороженностью, на лице то вспыхивает надежда, то гаснет, когда переставал следить за причудами моей мысли, а если не понимаешь – подозреваешь самое худшее.

– Я чуть разгребусь с делами, – пообещал я, – займемся и наукой. Нет, ты занимайся сразу, это мне сперва надо наладить экономику, рост вэвэпэ… знать бы, что это, а еще укрепить обороноспособность единой и неделимой Армландии. Разумеется, суверенность… что, однако, находится в особых отношениях с Фоссано, ну вроде союзного государства, хотя что это, так никто и не понял… Словом, работай. Помощь будет. Если что, обращайся. В данном случае я не лорд, а тоже… этот, как его, ученый.

Он смотрел недоверчиво, но кланялся, а когда ушел, у меня осталось тягостное ощущение неискренности с обеих сторон. Я говорил слишком бодрым голосом эдакого доброго барина, а он посматривает опасливо, и в его глазах читалось: минуй нас больше всех печалей и барский гнев, и барская любовь.

– Ладно, – пробурчал я, – будет время, восстановим и доверие… Может быть. Иначе какой из меня отец народа?

Вечером замок выглядит странновато: всюду горят свечи, дубовый пол чисто вымыт даже в коридорах, камины жарко натоплены, вымытый с душистыми травами пол сохнет быстро, а воздух непривычно мягкий и влажный. Я, наконец, заметил, что горят только свечи, кивнул Максу на мертвые светильники.

– Вроде бы с ними проще и дешевле? Или из меня экономист, как из…

Макс посмотрел на меня с великим удивлением:

– Так ведь сегодня день Вудлонга!

– А-а-а, – сказал я, – вот оно что! Ну, тогда все ясно… А что это за день?

Макс даже отступил на шаг. Мне показалось, что он удержался, чтобы не перекреститься, все-таки за сюзереном нужно идти, куда бы ни вел, даже в ад, а также разделять его взгляды и отношение к Господу.

– Это же святой, что покровительствует Армландии! Он прожил долгую жизнь, сражаясь с варварами на востоке, с орками в Зачарованном Лесу, в Синем Болоте с ящерами, в пустынях с гигантскими червями, а еще совершил много подвигов, побивая огров, троллей, банши, смертов, агрей и гунгелингов, очищая мир от драконов и великанов!

– Он святой? – усомнился я.

– Святой, – подтвердил Макс с готовностью. – На смертном одре признал учение Христа, покаялся в грехах и открыл сердце Господу. Последний вздох и душу его принял сам архангел Михаил, что вообще-то редко отлучается с небес…

– Да, он домосед, – подтвердил я.

Макс посмотрел на меня с уважением, как на знатока небесных распорядков.

– За эти деяния церковь признала сэра Вудлонга святым.

Я поинтересовался:

– И как он?

– Что именно, сэр Ричард?

– Что делает теперь? Будучи святым? Он поморщил лоб, развел руками.

– Он святой. Разве святые что-то делают?.. Ну, может быть, ходит по дорогам в одеждах нищего и тайком помогает страждущим…

– Сэр Вудлонг? – спросил я с сомнением. Он подумал, развел руками.

– Вы правы, сэр Ричард, – признался он. – Честно говоря, не могу сэра Вудлонга представить этим, ну, помогающим страждущим! Раньше он так помогал, что все зубы оставались на полу. А где проходил во славу церкви с мечом в руке, там даже трава лет десять страшилась высовываться на свет божий.

– Герой делает то, что можно сделать, – изрек я.

– Другие этого не делают. И тем самым избегают длинных рук международного трибунала… Продолжайте веселиться, сэр Макс! Любой праздник – благородный повод для обжорства.

– И для пьянства, – ответил Макс серьезно, с юмором у него туговато. – Не так часто все собираются за одним столом.

– Ну да, – согласился я. – Сколько той зимы?

Он откозырял и ушел по направлению к главному залу. Я после коротких колебаний спустился в подвал, в ноздри ударил едкий запах химикалий. Я уловил аромат лесных трав, а когда открыл двери в лабораторию, там жарко, в трех тиглях накаляются крючки и щипцы, будто здесь мини-пыточная, а в большой колбе по кругу с большой скоростью вращается зеленая жидкость.

Я с изумлением увидел стебли дивных цветов, похожих на тюльпаны, но крупнее, золотистого солнечного цвета. Торчат из узкого горлышка простого глиняного кувшина, мои ноздри жадно затрепетали от чудесного аромата.

Миртус вылез из-под стола, где собирал разлетевшиеся высушенные стебельки трав, торопливо поклонился.

– Ваша милость, что прикажете?

– Здорово, – сказал я пораженно, – на дворе зима, а у тебя… цветы!

– Простите, ваша милость, – сказал он торопливо.

– За что?

– За это излишество.

– Цветы – это красиво, – изрек я. – Красиво и благородно, а значит – никакое не излишество. Или купил из государственных средств? В смысле, истратил на них всю магию, что копил год?

Он испуганно замотал головой.

– Что вы, ваша милость! Это так, пустячок… В смысле по затрате магии. Но с ними работается лучше.

– Одобряю, – сказал я важно. – Допинг тоже должен быть красивым. Нутам цветы, вино, бабы… Хотя нет, это все антидопинг. Лучше уж просто цветы, но без мыслей, о том, кому дарить.

– Это никому, – заверил он. – Только для работы!.. Присядете, ваша милость?

– Успею, – ответил я барственно. – Это у тебя что? Ах да, из свинца золото делаешь… Да знаю-знаю, пока не получается, чуть-чуть осталось… Только этого «чуть-чуть» хватит еще на тысячу лет, пока не научитесь атомы переставлять в решетке. Так что брось это дело, понял?

Он торопливо кивнул, но молчал, не зная, что такое ответить, чтобы не вызвать мой вельможный гроссграфий гнев. Я прошелся вдоль стен, поднимая книги, артефакты, трогая тигли, реторты, посуду с остатками порошка, зелий и даже с потеками дурно пахнущей жидкости.

– Счастливое время, – сказал я с тоской. – Всеми науками можно заниматься сразу! С ума сойти. Даже Ломоносов все науки знал и в каждой открытия делал… А теперь где-то повар по карпу уже не умеет жарить сазана.

Миртус слушал с напряжением, на лбу глубокие складки, весь подался вперед, в глазах страх и желание угадать мои желания. Я досадливо отмахнулся.

– Ты… просто работай. Над тем, что считаешь нужным. Золота из неблагородных металлов мне не надо, запомнил?.. Я вообще-то как-нибудь соберусь и подскажу тебе, с чего начинать, но сейчас еще сам не знаю… Может быть, я вообще скоро уеду… очень далеко уеду.

– Ваша милость! – вскрикнул он со страхом. Я успокаивающе вскинул ладонь.

– В любом случае, ты будешь защищен. Я просто так Армландию не покину. Никто из тех, кто пошел со мной, не будет отброшен за ненадобностью. Хоть я и свинья, но не совсем уж и свинская, а просто свинья, как все люди.