Василий Горъ - Нелюдь

— Хто?!

— Это я, Мэй! — буркнула я: — Ворота открой…

Привратник несколько раз моргнул, непонимающе потряс головой и подслеповато прищурился:

— Леди Мэйнария, вы?

— Я, я… Ворота открой — я верхом…

Ждан понуро опустил голову и… вздохнул:

— Простите, ваша милость, не могу…

— Не поняла? — возмутилась я. — Не можешь открыть ворота?

— Ну-у-у…

— Та-а-ак… Тео дома?

Старик шмыгнул носом и глухо пробормотал:

— Его милость барон Теобальд погиб… А ваш дом… как и весь лен… теперь принадлежит господину графу Ваге из рода Аттарк…

— Ко-о-ому? — ошалело переспросила я. А потом сообразила, что Тео — погиб! Так же, как и отец!

— Его светлости графу Ваге по прозвищу Рука Бури… — еле слышно повторил привратник. — Из рода Аттарк…

— Хейсар… — негромко добавил Кром. — Побратим короля Неддара…

— Тео погиб? Как? — пропустив мимо ушей их объяснения, мертвым голосом спросила я.

Ждан виновато посмотрел на меня и снова опустил взгляд:

— Я не знаю…

Я видела его взгляд лишь мгновение, но этого мне хватило, чтобы понять, что он — солгал. И знает!

Меченый пришел к такому же выводу, так как подскочил к старику и силой заставил его поднять голову:

— Ты врешь! Говори!!!

Сообразив, что перед ним Бездушный, старик закатил глаза и попытался уйти в блаженное забытье. Не тут-то было — Кром его легонечко встряхнул и угрожающе прошипел:

— Лучше меня не злить…

У Ждана затрясся подбородок:

— Я не злю… Просто мне кажется, что… не стоит…

— Говори… — слетев с кобылки, приказала я. — Я слушаю…

… Ждан был прав. Знать, как именно умер Тео, мне, наверное, не стоило. Достаточно было сообщения о том, что он погиб в походе. Однако мое желание, подкрепленное стальными пальцами Крома, оказалось сильнее нежелания немощного старика. И я услышала подробности.

Оказалось, что мой старший брат, мечтавший о подвигах и славе с самого раннего детства, погиб еще до того, как увидел врага! И не успев добраться даже до границы Вейнара.

Погиб не в бою, а в самой обычной дуэли, вызванной его собственной глупостью: прогуливаясь по походному лагерю, он высмеял сидящего у костра хейсара.

Точной фразы, которую он бросил горцу, ни Ждан, ни остальные наши домочадцы не знали: брат нынешнего барона д'Атерн, Унгар из рода Аттарк, описал им только место, причины и результат. Зато знала я. Совершенно точно. Ибо слышала ее каждый раз, когда Тео смотрел на Шаргайльский хребет и принимался рассуждать о разнице между горцами и уроженцами долин:

— Вечный снег вымораживает души. И превращает мужчин в трясущихся у огня баб…

…- Его милость Унгар сказал, что его сородич убил барона Теобальда чуть ли не с первого удара. И лекарь, который находился рядом, просто опустил руки… — закончив рассказ, сокрушенно вздохнул Ждан. — А его величество, узнав о причине дуэли, разгневался и назвал вашего брата позором рода Атерн…

Старик говорил что-то еще, но я не запомнила: перед глазами стояло лицо Тео. Таким, каким оно было перед его отъездом в Аверон — гордое, чуть высокомерное, сияющее так, словно его уже освещал свет будущей славы.

А в ушах звучали его прощальные слова:

— Род Атерн слишком долго был в забвении…

— В каком забвении? — робко спросила я. — Папа — один из лучших военачальников его величества!

— «Один из…» — кивнул брат. — А я стану лучшим…

… Почувствовав прикосновение к руке, я вывалилась из прошлого и тупо уставилась на затейливую резную вывеску, мерно покачивающуюся на ветру.

Зверь, стоящий на задних лапах, угрожающе скалил зубы. А на его голове зловеще сияли полтора десятка мелких, но ужасающе острых рожек…

«Королевский Лев» — отрешенно прочитала я. А потом догадалась: — «Ну да, он не с рогами, а в короне…»

— Ваша милость, мы приехали. Давайте я помогу вам спешиться?

Я прикрыла глаза и попыталась сообразить, куда девался наш дом, и почему мне надо спешиваться перед этим зданием.

Увы, никаких мыслей в голове не появилось. Зато перед внутренним взором возникло расстроенное донельзя лицо отца.

Губы чуть заметно шевельнулись, и я чуть не задохнулась от горечи срывающихся с них слов:

— Позор рода Атерн…

— Ваша милость, вам нехорошо?

Я открыла глаза, наткнулась на встревоженный взгляд Меченого и… услышала собственный голос. Только откуда-то со стороны:

— Мне? Н-не знаю…

— Обопритесь на меня…

Мой голос не ответил. И тело не пошевелилось. Впрочем, Крома это не остановило — через мгновение я оказалась на земле. И, придерживаемая его руками, медленно двинулась по направлению к дому…

Глава 30. Кром Меченый

Девятый день третьей десятины третьего лиственя.

…Леди Мэйнария лежит на спине и невидящим взглядом смотрит в потолок.

Бледное, как вываренное полотно, лицо. Черные круги под глазами. Ярко-красные искусанные губы. Потеки крови на подбородке.

Грудь приподнимается еле-еле. А дыхания почти не слышно.

Невесть в который раз прикасаюсь пальцами к Пути и сдерживаю рвущийся наружу вздох: она сейчас бредет по неведомым тропам мира, принадлежащего Темной половине Двуликого. И, возможно, все дальше и дальше удаляется от той грани, которая разделяет Жизнь и Смерть.

Пробегаю пальцами по зарубкам и пытаюсь понять, куда именно ее влечет. В Светлый лес, к арбалетным болтам, летящим к горлу ее отца? В Атерн, в спальню ее матери и к тем, кто обступил ее ложе? Или в ночной лес, к сполохам костра и к короткому хейсарскому клинку, высекающему искры из меча ее старшего брата?

Хотя, почему обязательно к этому? Ведь каждому, вошедшему в его мир, Бог-Отступник показывает что-то свое. И совсем не обязательно это смерти тех, кто ушел в Небытие: иногда для того, чтобы разорвать в клочья Душу, бывает достаточно воспоминания об обиде, которую Идущие нанесли Ушедшим. Или воспоминаний о времени, которое они им не уделили. Или о недоданном кому-то тепле, любви или ласке.

Каждый шаг — это часть Изменения. И — тяжкий груз, взваливаемый на Душу. Правда, взваливает его на себя далеко не каждый — некоторые проходят эту тропу, не вглядываясь в то, что ее окружает, и выбираются из мира Темной половины Двуликого чуть ли не раньше, чем в него шагнули. Не заработав ни седых волос, ни морщин, ни горечи во взгляде. И продолжают идти по жизни, как ни в чем не бывало…

… Ее милость моргает. Я подаюсь вперед и… расстроенно прислоняюсь к стене: это — просто движение ресниц. А не признак того, что она возвращается.