Ким Харрисон - Хороший, плохой, неживой

Она приподняла брови, и меня охватил дикий страх. У нее есть мысль – и не угадать, какая.

– Ты не знаешь случайно каких-нибудь детей, которым интересно было бы поработать на исходе лета? – спросила она, и я с шумом облегченно вздохнула.

Дженкс сел на ее протянутую ладонь, крылышки его довольно сияли розовым.

– Да, мэм. Мой сын, Джакс, будет рад поработать у вас во дворе. Он с моими двумя старшими дочерьми вполне смогут отгонять фейри. Я их пришлю к вам завтра до восхода, если хотите. Когда вы будете пить первую чашку кофе, уже ни одного фейри видно не будет. – Чудесно! – воскликнула мать. – Эти чертовы гады у меня все лето торчали во дворе. Всех певчих птичек разогнали на фиг.

Ник дернулся, услышав подобную лексику от столь почтенной леди, и я пожала плечами.

Дженкс пролетел по дуге от задней двери ко мне, без слов прося ее открыть.

– Если не возражаешь, – сказал он, паря над ручкой, – я быстренько посмотрю, что там. Чтобы детки ни на что неожиданное не напоролись. Джакс все-таки еще мальчишка, и я хочу его предупредить, чего остерегаться.

– Прекрасная мысль, – сказала мать, цокая каблуками по белому линолеуму. Она включила свет на заднем крыльце и выпустила Дженкса.

– Так, – повернулась она к Нику. – Садитесь, пожалуйста. Пить хотите? Воду, кофе? Кажется, у меня где-то пиво есть.

– Кофе – это было бы отлично, миссис Морган, – сказал Ник, выдвигая из-под стола стул и усаживаясь.

Я открыла холодильник, и мать взяла у меня из рук пакет молотого кофе и стала хлопотать, издавая какие-то родительского тембра звуки, пока я не села рядом с Ником. Стул заскрипел громко, и мне неловко было, что мать так суетится. Ник усмехнулся, явно забавляясь моей неловкостью.

– Кофе, – заговорила мать, болтаясь по кухне. – Восхищаюсь мужчинами, которые пьют кофе на ленч. Вы понятия не имеете, Ник, как я рада с вами познакомиться. Уж сколько воды утекло, как Рэйчел в последний раз приводила в дом мальчика. Она даже в школе не особенно с ними встречалась. Я даже задумалась, не склоняется ли она в другую сторону – если вы меня понимаете.

– Мама! – воскликнула я, чувствуя, как лицо у меня становится под цвет волосам.

Она заморгала:

– Но ведь ничего плохого в этом нет, – поправилась она, набирая кофе и насыпая его в фильтр.

Я не смотрела на Ника – только услышала, как он весело прокашлялся. Положив локти на стол, я уронила голову на руки.

– Но вы меня понимаете, – добавила мать, повернувшись к нам спиной, чтобы убрать пакет. Я сжалась, не зная, что у нее сейчас вылетит изо рта. – Я того мнения, что лучше совсем никакого мужчины, чем не тот, кто нужен. Вот твой папа – это был тот, кто нужен.

Вздохнув, я подняла глаза. Если она заговорила о папе, то не будет говорить обо мне.

– Какой был хороший человек, – сказала она, медленно подходя к плите. Она стала боком, чтобы нас видеть, подняла крышку и помешала соус. – Детей заводить надо только с тем, кто нужен. Нам повезло, у нас родилась Рэйчел. И все равно мы ее чуть не потеряли.

– Каким образом, миссис Морган? – заинтересовался Ник.

Лицо у нее вытянулось от давней тревоги, а я встала включить кофеварку, потому что она забыла. Меня смущала история, которая должна была последовать, но была знакома, и смущала куда слабее, чем то, что она могла бы еще сказать, особенно уже заговорив о детях. Я села рядом с Ником, а мама начала с привычного запева.

– Рэйчел родилась с редкой болезнью крови, – сказала она. – Мы о ней даже не догадывались, просто вдруг это неподходящее сочетание генов вылезло наружу.

Ник повернулся ко мне, приподняв брови.

– Ты мне об этом не рассказывала.

– Ну, у нее этой болезни больше нет, – сказала мать. – Отзывчивая дама в больнице нам все объяснила, сказала, что со старшим братом Рэйчел нам повезло, и что шансов на туже болезнь у нашего следующего ребенка – один из четырех.

– Похоже на генетическое заболевание, – сказал Ник. – Обычно от них не выздоравливают.

Мать кивнула и прикрутила огонь под кипящими макаронами.

– Рэйчел дала положительный отклик на курс лекарственных трав и традиционных препаратов. – Она наш чудо-ребенок.

Ник, похоже, не был убежден, и я объяснила:

– У меня митохондрии выдавали какой-то странный фермент, и белые кровяные шарики считали его инфекцией. Они нападали на здоровые клетки как на чужеродные – в основном на костный мозг и прочие ткани, связанные с кроветворением. Я только помню, что все время была усталой. Травы помогали, но лишь когда наступил пубертат, все это устаканилось. Теперь все в порядке, разве что чувствительность к сере осталась, но болезнь укоротила мне жизнь лет на десять. Как минимум, мне сказали.

Ник под столом тронул меня за колено:

– Прости.

Я осветилась улыбкой, глядя на него:

– Ну что такое десять лет? Мне даже до пубертата не полагалось дожить.

У меня духу не хватило сказать ему, что даже учитывая эти десять отнятых лет, я все-таки переживу его лет на полсотни или больше. Но он, наверное, и так это знал.

– Мы с Монти познакомились в колледже, Ник, – продолжала рассказывать мать, возвращаясь к прежней теме. Я знала, что она не любит говорить о первых двенадцати годах моей жизни. – Это было так романтично! В университете только-только ввели курсы паранормальных явлений, и была путаница насчет предварительных требований – каждый мог брать любой курс. Мне совершенно нечего было делать на занятиях по лей-линиям, и единственной причиной, почему я туда записалась, был потрясающе красивый колдун прямо передо мной в офисе регистратора, а все альтернативные курсы были уже заполнены.

Движение ложки в кастрюле стало медленнее, пар окружал мать.

– Забавно, как иногда судьба будто сталкивает между собой тех, кого хочет, – сказала она тихо. – Я записалась на курс, чтобы сидеть рядом с одним парнем, а кончилось тем, что я влюбилась в его лучшего друга. – Она улыбнулась мне: – В твоего отца. Мы втроем делали вместе лабы. Я бы их провалила, если бы не Монти. Лей-линейщица из меня оказалась никакая, а поскольку Монти не мог бы заварить зелье, хоть ты его убей, он два года строил для меня все круги, а я оживляла все его амулеты до самого диплома.

Этого я никогда раньше не слышала.

Вставая взять три чашки для кофе, я глянула на котел с красным соусом. Морща лоб, я подумала, есть ли какой-нибудь вежливый способ вылить его в помойное ведро. Она опять варит соус в котле для зелий. Оставалось только надеяться, что она сполоснула его соленой водой, или ленч может оказаться куда интереснее обычного.

– А как вы с Рэйчел познакомились? – спросила мать, отталкивая меня от котла и засовывая замороженный каравай печься в духовку.