Олег Авраменко - Все Грани мира

От тел Сигурда и Гийома отделились две призрачные фигуры и поднялись над алтарём. Они грустно смотрели на нас и улыбались; от них во все стороны расходилось золотое сияние. Стоявший справа от меня герцог потрясённо прошептал их имена. Призраки помахали нам руками, словно прощаясь, после чего взлетели к потолку церкви и там растаяли...

— Господи всемогущий! — с благоговейным трепетом промолвил Штепан, опускаясь на колени. — Прости меня, грешного, что я порой сомневался в Твоём существовании...

Признаться, в тот момент я и сам едва не уверовал в Бога.

6

Мы с Инной стояли у стены возле исповедальни и смотрели на три безжизненных тела перед алтарём. Слух о происшедшем чуде мигом облетел весь замок, и с каждой минутой в церковь прибывали всё новые люди, которые присоединялись к импровизированному благодарственному молебну за избавление от зла и освобождение невинно загубленных душ. Голубой свет от посоха продолжал литься к церковным сводам и как бы обволакивал всё помещение, что придавало действу оттенок мистерии...

„Странное дело,” — обратился я к жене, бросив настороженный взгляд в потолок. — „Если бы сейчас мы находились где-нибудь в лесу под открытым небом, я чувствовал бы себя гораздо в большей безопасности, чем здесь. У меня такое впечатление, что каждая стена в этом замке таит в себе угрозу... А ещё меня не покидает мысль, что мы упустили что-то важное. Но я не могу понять, что именно, и это меня тревожит.”

„Я тоже об этом думаю,” — ответила Инна. — „Но всё, что осталось после Женеса, это перстень и посох. Вряд ли они так опасны для нас; во всяком случае, не больше, чем сам Женес, а с ним мы сумели справиться. Правда, мы до сих пор не знаем, что это за предметы и как они действуют; а неизвестность зачастую порождает неосознанное чувство опасности... У тебя есть какие-нибудь соображения?”

„Ну, о посохе я ничего сказать не могу — разумеется, кроме того очевидного факта, что с его помощью мы сумели освободить души детей герцога... или, скорее, он сам их освободил при нашем пассивном содействии. А вот по поводу перстня у меня есть некоторые догадки. Похоже, это тот самый талисман, который девять с веков назад защитил Бодуэна де Бреси от магии Женеса. Помнишь, в письме говорилось о каком-то перстне, который прапрадед герцога нашёл при перестройке часовни?”

„Да. Думаешь, это он?”

„Я почти не сомневаюсь. Видимо, во время строительных работ гробница Бодуэна была повреждена или совсем разрушена. А может, это случилось гораздо раньше, но перстень был найден лишь при перестройке часовни. В любом случае, он оказался у потомков Бодуэна де Бреси, и один из них, герцог Олаф, неосмотрительно подарил его кровному врагу своей семьи. Женес воспользовался им, когда понял, что проигрывает нам в колдовском поединке. Судя по всему, будучи надетым на средний палец правой руки, перстень блокирует воздействие сил на его обладателя...”

„И одновременно перекрывает доступ к силам для самого обладателя,” — добавила Инна. — „Женес был вынужден снять перстень, чтобы снова прибегнуть к магии... которая, впрочем, его не спасла. Я думаю, что именно перстень помог Женесу уцелеть после удара «мортиры» де Каэрдена. Очевидно, он держал его наготове и успел надеть, как только рухнули ворота.”

„Всё верно,” — согласился я. — „Но сейчас меня беспокоит не перстень и даже не посох. Здесь что-то другое. Что-то, связанное не столько с конкретными предметами, сколько с обстоятельствами — места, времени, действия...”

„Вот именно!”

„Что?”

„Башня! Вот тебе обстоятельство места. За тысячу лет поменялось всё, кроме Женеса и башни. Она опять оказалась в центре конфликта — и это не просто совпадение, здесь кроется нечто большее. Мы забыли задать себе главный вопрос: что Женес делал на южной башне? Искал посох? Вряд ли это тот самый посох. Очень сомневаюсь, что он пролежал там в течение девяти с лишним веков. И Ривал де Каерден уж неверняка должен был забрать его от греха подальше. Но даже если посох никто не трогал, и Женес искал именно его, это всё равно не объясняет его последующих действий. Завладев посохом, он не убрался восвояси, что было бы логично, а остался на верхней площадке башни, рискуя в любой момент быть замеченным, и принялся творить там свои чары. Но почему именно там? Почему не в каком-нибудь другом месте, более укромном, где ему никто не мог помешать? Этому я нахожу лишь одно объяснение: то, что хотел сделать Женес, можно было сделать только на башне. Он замышлял что-то серьёзное и очень опасное, а мы вовремя остановили его... Но что же он замышлял?”

Мы посмотрели на вплавленный в каменную плиту перед алтарём посох, от которого лился голубой свет. Это был очень мощный и очень сложный магический инструмент. Нам явно не хватало знаний и опыта, чтобы разобраться в его действии. Мы могли только предполагать и делать выводы, основываясь на собственных наблюдениях, логике и интуиции...

„Да,” — сказала Инна, отзываясь на мои мысли. — „Больше нам ничего не остаётся... Итак, давай рассуждать логически. Посох освободил души детей герцога, снял с них наложенное Женесом заклятие. Поскольку мы ничего с ним не делали, то его активизировал и настроил соответствующим образом сам Женес. Но зачем? Вряд ли он собирался освобождать своих рабов, пусть даже после их смерти.”

„Раз посох настроен на освобождение,” — предположил я, — „то, может, Женес хотел открыть для кого-то путь. Или для чего-то. Мы помешали ему, а затем неосознанно применили активизированный посох, чтобы снять заклятие с сыновей герцога.”

„Вполне возможно. В любом случае, мы должны внимательно осмотреть башню. Нам следовало сделать это сразу.”

„Да, пойдём,” — согласился я и, не мешкая, стал пробираться к выходу. Инна последовала за мной.

7

Оказавшись во дворе, мы увидели, что у дверей южной башни выставлена охрана, правда, уже без «цепей силы». Стражники бесцеремонно отваживали любопытных, которые во что бы то ни стало стремились побывать на месте последней схватки с чёрным магом.

Мы подошли к башне с уверенным видом людей, к которым общий запрет не относится. А у охраны, в свою очередь, даже в мыслях не было препятствовать нам.

— Внутри кто-нибудь есть? — небрежно осведомился я.

— Только кот ваших светлостей, — ответил один из стражников. — Он заявил, что приказ монсеньора его не касается, и наотрез отказался уходить. — Стражник развёл руками. — Гоняться за ним мы не стали. Коты, как известно, гуляют сами по себе и не очень-то считаются с желанием людей. Тем более коты-оборотни.