Елена Павлова - Золотой Лис

Пока шли, Лиса падала несчётное количество раз, из них два раза в воду. За день она так и не высохла и долго досушивалась у костра. И так и не досушилась. Ночь прошла для неё безобразно. Она мёрзла в волглых тряпках, ныли ноги, ушибы и ссадины — всё, кроме ожогов. Долго не могла заснуть, а когда всё-таки заснула — приснилась какая-то совсем уж дрянь, и вспомнить-то противно.

Утром Лиса еле встала. Скулило всё, каждая мышца — кроме ожогов, голова кружилась, подташнивало. Жар, поняла Лиса. Она с трудом запихала в себя одну рыбину — надо. Две скормила Птичке. И они пошли. В этот день Лиса уже не пела. Ещё чаще оступалась на камнях, падала. Высказывала, всё, что думает по этому поводу, потом спохватывалась — Птичка же слышит, и замолкала, но сказанного не воротишь.

— Детка, ты не слушай, что я, когда падаю, говорю. Это я ругаюсь, очень злобно, тебе не надо такие слова знать, — наскоро провела она воспитательную работу. И получила закономерный результат:

— А какие надо? Я же тоже злая… иногда… — бесхитростно спросила Птичка, чем и повергла Лису в изрядную задумчивость.

— Ну-у… Можно сказать: "ах, какая досада!"

— Ах, какая досада! Какая… досада… — попробовала Птичка и решительно замотала головой: — Нет, райя, это не то совсем! Вот ты как скажешь — сразу так… чувствуется… Хоть и непонятно…

— Ай, ладно. Знаешь, оно само как-то находится, что сказать. Проехали. Но лучше не повторяй. А сейчас лучше скажи-ка мне ещё раз, что ты делать будешь.

— Я скажу: " Я Зайе Птахх на-райе Рио. Дайте мне, пожалуйста, печать к Детям Жнеца!" — чётко отбарабанила Птичка. Она уже смирилась с тем, что скоро окажется одна, и ей даже этого хотелось. Хотелось спасти райю и стать… героем! Герой — это тот, кто всех спасает! Она сможет! Сможет, сможет, Лисе удалось её в этом убедить.

— Молодец! Только это уже потом. А сначала?

— А-а… Если деревня — попрошу проводить к старосте, а если город — в магистрат. Я помню, райя!

День тянулся… тянулся… Они шли… шли… И вышли к болоту. Лиса чуть не завыла от разочарования, но потом сообразила: нет, это просто поворот реки. Теперь другой берег был высоким, а на их берегу впадина. Просто надо обойти. Идти напрямик через болото Лиса не рискнула — как бы возвращаться не пришлось. Пошли краем. И оказалось, что поступили правильно: к ручью вышли неожиданно, настолько резкий был поворот русла. Берег опять поднялся, поверху тянулись колючие заросли малины и ежевики, к сожалению, уже без ягод. Осень. Вот, если бы летом… Спустились к воде. Здесь ожидала небольшая радость. Камни кончились, вдоль воды лежала довольно ровная полоса глины и песка. Идти стало легче, но Лисе становилось всё хуже, перед глазами всё плыло, голова кружилась всё сильнее. И с ночёвкой им не повезло. Ни камней, ни пещерки в берегу. И никакого лапника. По берегу рос начинающий желтеть лиственный лес. И ни одной ёлки в пределах видимости. Они прошли ещё немножко… и ещё немножко… бесполезно.

— Встанем здесь, — решила Лиса, останавливаясь у подножия трёх стволов ольхи, росших из одного корня. Вместо лапника безжалостно нарубила мечом подроста. Выкладывалась, не думая о последствиях. Какие там последствия! Это было всё, она прекрасно это осознавала.

— Птичка, девочка моя. Послушай внимательно, что я тебе скажу. Если я завтра не встану — не пытайся меня разбудить. Поешь и иди, поняла? Ты дойдёшь, ты молодец, ты всё уже умеешь! Рыбу поймала? Поймала. Костёр развела? Развела. И не забудь нарубить подстилку на ночь, а то тоже заболеешь и не сумеешь меня спасти. Поняла? — Птичка кивала. Она помнит, райя ей уже столько раз всё повторяла! — Пояс возьмёшь с собой, плащ тоже не оставляй, ты без него замёрзнешь. Смотри внимательно на берега. Если от берега отходит хорошая тропа — проверь, есть ли следы колёс или обуви. Если нету — это звериный водопой, не ходи по ней. Когда найдёшь жильё, не забудь завязки с ног снять, и хоть чуть-чуть себя в порядок привести, а то не поверят же, что ты дочь на-райе! Всё запомнила? Повтори!

Спать Птичке было очень тепло. Её райя была очень горячая. И утром не встала, как и говорила. Птичка собрала свою часть подстилки и завалила райю ветками — сама придумала! Так теплее! И ещё нарезала, и поверху уложила, чтобы стекало, если дождь пойдёт. И ольху попросила с райей силой поделиться — по чуть-чуть от каждой, они бы и не заметили. Но деревья были дикие, несговорчивые, и Птичке, скрепя сердце, пришлось им приказать. Тут, они, конечно, испугались и послушались, но им теперь будет плохо. Но райю жальче, чем эти упрямые деревья. Райя хорошая, а деревья эти совсем незнакомые. Одну рыбку Птичка оставила райе — вдруг проснётся, две съела, и побежала вдоль ручья, распевая бесконечную песенку о глупом гоблине, которой её научила её райя:

Смотрит гоблин, что схватитьСтраховидно!Чтоб с костями проглотитьКак не стыдно!

Без райи можно было двигаться гораздо быстрей! А лес, пронизанный солнцем — такой замечательный! И вот эти вот летают, блестящие — а, стрекозки! И запах! Такого в парках и садах не бывает — так райя сказала! Пахнет мхом и смолой, и от ручья — тинкой, и… и… дымом! Да, а вот и тропа! А вот следы — всё как райя говорила! Она всегда правильно говорит, её райя! Только надо её скорей спасти, а то она… умрёт, её райя. Быстрей надо, быстрей!

Во второй половине дня Птичка нашла тропу со следами колёс и побежала по ней. Птичка торопилась, Птичка летела! Ножки в жалких опорках, оставшихся от нарядных атласных туфелек, мелькали над тропой с невообразимой для человека скоростью. Только бы успеть, только бы успеть! Ну, конечно, она всё забыла!

Из леса по тропе на деревенскую улицу выскочило косматое существо с полубезумным взглядом. О том, что это не взбесившееся животное, говорили только нелепо намотанные на тело тряпки, меньше всего напоминавшие хорошенькое домашнее платьице. Вцепившись мёртвой хваткой в первого попавшегося мужика, чудовище пронзительно завопило: "Дайте мне печать, там райя моя Мелисса помрёт сейчас!" — и заревело. Мужик в панике отпихивался и осенял себя серпом. Существо село прямо в пыль на дороге и, продолжая горько плакать, повторяло: "Райя… Печать!" Вокруг с опаской собрались деревенские. Пахло существо странно — костровым, не домашним дымом, рыбой и цветами. Наконец позвали старосту. Он, мужик бывалый, сразу признал эльфийскую барышню, бормотания её не разобрал и решил, что её ограбили. Так и вышло, что вместо Детей Жнеца вызвана была Рука Короны на ограбление несчастной на-райе злобными бандитами.

От огромных чёрных Зверей, мягкими тенями выскальзывающих из портала, сельчане прыснули в стороны стайкой воробьёв. Смотрели из-за заборов, затаив дыхание, старались запомнить всё-всё, чтобы потом ещё долго в разговорах на ярмарках небрежно упоминать: "да вот в аккурат, когда Звери-то к нам приходили…", и чувствовать себя бывалыми и значительными.