Хозяйка Монстрвилля. Чудовищная уборка - Константин Фрес

там, в тишине и темноте.

Выйти в магазин незадачливая соседка осмелилась только к ночи.

Когда было темно и тихо.

Есть-то хотелось, как ни крути.

Ее осторожные, тихие шаги я услышала только тогда, когда она прокралась до второго этажа. И замерла у моей двери.

Подслушивала.

Не услышав ничего подозрительного, она рванула со всех ног вниз.

К свободе и еде в круглосуточном супермаркете.

Но у самого входа перед ней встала я.

И намерения мои были более чем понятны. В моей преступной руке было перо.

— Нет-нет-нет-нет! — забормотала соседка, отступая, тряся головой и прижимая к груди черный мешок для покупок.

— Да! Да! Да! — гавкал Бобка, наступая на нее и подпрыгивая.

— Один разочек, — уговаривала я, занося руку с пером, как кинжал возмездия.

— Нет! — проорала соседка в ужасе.

Мне стало ее жаль.

— Да, — жестко сказала я, подавляя всякую жалость ради достижения цели. Надо было бы — и я б ее взнуздала, как коня, и поскакала б верхом. — А взамен расскажу, как избавиться от тараканов.

Мой верный призрачный питомец сидел у меня на плече и скалил ужасные зубы.

Соседка была порядком покусана его сородичами, и таракана это веселило. Он хохотал мультяшным тонким голосом, некультурно показывал на нее пальцами и валялся на спине.

— Тоже твоих рук дело?! — взвыла несчастная, разом начав чесаться.

Я лишь качнула головой.

— Это твой муж принес, — ответила я. — Он виноват. Чужие вещи не надо портить и ломать. Никогда не знаешь, что внутри. Ну?

— А-а-а-а! — проорала соседка в отчаянии и обернулась ко мне задом.

Я деловито подцепила Бобку к рулетке и ткнула пером в соседку, не глядя.

— За ним полетишь, — кратко велела я ей.

* * *

Ох, как долго бежал Бобка по заснеженным темным полям на длинном поводке!

И соседо-птица летела вслед за ним, низко-низко над землей!

Я уж было отчаялась. Рука моя, удерживающая рулетку с длинным поводком, замерзла.

Но Сиськасос сидел молча, уверенно и непоколебимо глядя безжалостными блестящими глазами вниз, на бегущую собаку, и я повторяла про себя, как заклятье:

— Он не знает, что это невозможно! А в Монстрвилль нам попасть необходимо, чтоб вернуть Сиськасоса отцу!

Вскоре мне показалось, что внизу проплывают какие-то знакомые пейзажи.

Фонари… Дорожки меж сосен… Заснеженный парк…

Дом!!!

— Бобка нас вывел! — прокричала я во все горло, увидев знакомую крышу, сосны и ели во дворе! — Монстрвилль! Я тут! Я вернулась!

— Ми-и-иа-а-ау! — проорал Сиськасос, растопырив лапы, словно провернул самое трудное дело в своей коротенькой жизни.

— Сиськасос, ты что… ты это нарочно сделал?!

Котенок отвернул свое круглое рыльце и сделал самый циничный вид, на какой был способен. Он тут был совершенно не причем!

Вот и разбери их, этих котов!

Дом стоял торжественный, яркий, словно его драили с порошком и мылом щетками.

Яркие оранжевые кирпичи, яркая черепица, белые оконные рамы… Гномы на славу потрудились. Надо ж, как отдраили.

Птица уселась во дворе, около знакомой ей таблички, неуклюже вбитой в землю.

— Я сейчас! — шепнула я, соскользнув с ее перьев. — Можешь спрятаться от непогоды в холле, кстати!

В доме было светло.

Гномы как будто бы еще и электричество провели. Холл был залит светом, на кухне пылали лампы, и над лестницей сияла люстра, будто ждали гостей к празднику и балу.

— Ну, иди к отцу, — я вывалила Сиськасоса из кармана на пол. — Он точно сходит с ума. Успокой старика!

Котенок прыснул по лестнице, а я, распуская шарф и пуговицы на плаще, шагнула в сторону ванной.

Чисто машинально.

Правда, было интересно, что с ней сотворили гномы.

Дом, кстати, выглядел очень прилично. Ну, еще бы — если они драили его впятером целые сутки!

— О, господи!

Навстречу мне, из прекрасных деревянных дверей ванной, окрашенных а-ля Прованс, в клубах горячего белого пара, вывернул задумчивый, печальный господин, натирая махровым полотенцем свою широкую и сильную спину.

Его великолепный во всех смыслах этого слова перед был не защищен, обнажен и открыт перед моим обалдевшим взглядом.

Господин этот был молод, высок, мускулист и великолепен во всех смыслах этого слова.

Его черные, длинные, волнистые и пышные волосы были связаны в жгут и повязаны синей намокшей лентой.

Его белая кожа сияла, как фарфоровая.

Лицо его, приятное и красивое, было точно породистым.

А голубые глаза под соболиными черными бровями сияли как топазы. Или даже турмалины Параиба! А то и аквамарины.

— А-а-а-а! — заорала я, уставившись на наготу этого красивого, но незнакомого мне господина.

— А-а-а-а! — заверещал и он, мгновенно и стыдливо драпируя свой живот и все, что ниже, махровым полотенцем.

Его невероятные аквамариновые глаза смотрели с таким изумлением, что я присела с перепуга.

Господи, куда я попала?!

Это точно Монстрвилль?

Может, Бобка ошибся?!

Куда он меня притащил?! В чей дом я вломилась со ссаным котом маркизом-младшим?! Он уже оформляет кучу под входной дверью?!

— Ирина?! — недоверчиво произнес меж тем красивый, но абсолютно голый молодой человек до ужаса знакомым голосом. — Ты… как ты смогла вернуться?! Ты не уехала?! Что… как… почему?!

— Константин?! — заорала я, как ужаленная, поняв, наконец, кто вырулил мне навстречу из горячей ванной.

— Принц Константин Феникс, — с достоинством ответил он мне и изящным жестом закинул полотенце себе на влажное и широкое сильное плечо.

— Ваше Высочество! — взмолилась я. — Наденьте трусы, что ли! Вы ведь уже не скелет!

* * *

— Ты вернулась ко мне!

Принц подхватил меня на руки, крепко прижал к себе, и мне осталось только ногами дрыгать.

— Оденься сию минутку! — шипела я.

А он радовался, как ребенок, разглядывая и меня, и себя.

— Ты меня расколдовала! У тебя вышло! — демонстрируя мне свою руку, вертя ее и так, и так, радостно повторял он.

— О, да, вышло! — сварливо отвечала я. — И ты сейчас стоишь посреди дома без штанов!

— Да и черт с ними, со штанами!

Он в радости стиснул меня обеими руками и закружил по холлу, а его голый зад отражался во всех зеркалах.

Откуда-то сверху, на лестнице, раздался быстрый топоток каблуков.

— Ваше Высочество! — орал взволнованный голос Маркиза. — Он нашелся! Я же говорил, что он найдется! Ох, как я рад!

И Маркиз объявился, волоча за руку прелестного мальчишку лет шести, в черном бархатном костюмчике, в штанишках-тыковках, и в берете с черным страусовым пером.

У мальчишки были плутоватые глаза, вздернутый прелестный носик и кудрявые волосики до плеч.

Он спрятался за отца и показал мне язык.

А Маркиз, разодетый в бархат вельможа, немного неуклюжий, с круглым лицом, но все еще довольно молодой, лет около