Надежда Попова - Natura bestiarum.

— Согласен, — хмыкнул охотник; Курт качнул головой:

— В полном одиночестве, к сожалению.

— То есть, вы хотите, чтобы я дала вам поговорить о чем-то тайном? — осторожно уточнила Мария. — Что-то случилось?

— Нет, — легкомысленно улыбнулся Курт. — Просто речь пойдет о вещах жестоких, кровавых и оттого неприятных, а для юной девицы, тем паче перед сном — неполезных.

— Хорошо, я уйду, — легко согласилась Мария, выбравшись из-за стола, и, помявшись, вздохнула: — Хочу сказать вам спасибо, майстер инквизитор. За то, что… ну, вы понимаете.

— Быстро очувствовалась, — заметил Курт, когда она скрылась наверху, и Ван Ален усмехнулся:

— Для городской неженки девица крепкая, это верно. А вот парень хлипковат. Занимаясь таким промыслом, надо быть готовым к неприятным поворотам и уметь мало-мальски за себя постоять.

— Так вот отчего наш дамский угодник столь понурен сегодня… Невзирая на мою полную солидарность, вынужден попросить впредь драки и разборки оставить на время, когда кончится этот бедлам.

— А, брось, — отмахнулся охотник. — Костей я ему не ломал, суставов не выкручивал; он вполне подвижен. Глаз не подбил; зрение в порядке. Руки-ноги целы, потроха тоже, словом, утраты относительно годной к обороне единицы не произошло. А вот после я еще побеседую с этим любителем девиц с приданым, дабы не порочил репутацию честных волокит.

— Думаю, уж ты восстановил доброе имя бескорыстных ухаживателей в полной мере.

— Ты уверен, что обошлось без зелий или другого чего?

— Уверен, — усмехнулся Курт. — Это не моя епархия.

— А попадались подобные дела по твоей линии?

— Случалось, — согласился он, бросив мельком взгляд в окно. — Явление не столь частое, как принято думать среди обывателей, однако же — случается. Также не соответствует общепринятым суждениям и тот факт, что приворотами развлекаются по большей части женщины; все хороши. Женщины попросту склонны терять голову, а оттого попадаются чаще. Зато мужская часть человечества временами измышляет такие сложные планы, что порою даже трудно бывает определить, в чьей юрисдикции вообще лежат их художества.

— Любопытно, — заинтересованно отметил охотник.

— История была занятная. В одном я сказал этому ухажеру правду: Германию я объехал и впрямь если не вдоль, то уж поперек, и маленьких городков повидал немало. И вот в одном таком городке один не в меру сознательный папаша фактически за косу притащил ко мне свою дочь, сопроводив это заявлением о том, что оная сношалась с Дьяволом. Девчонка, собственно, особо и не отпиралась. А дальше пошло, ниточка за ниточку — и ее подруга была замечена в подобном непотребстве, и подруга подруги… Словом, во всем городе набралось десятка два таких некогда девиц и еще с десяток замужних матрон.

— И?

— И, — продолжил Курт, — чем дальше, тем более интересно все складывалось. Звать себя он велел «майстер Леонард»; являлась эта, с позволения сказать, темная личность, разумеется, всегда ночами, лица было не разобрать, говорил шепотом, весь в черном. Серой, что показательно, от него не пахло, зато вовсю смердело «неземными ароматами». Не стану утомлять подробностями расследования; если коротко — городок, как я сказал, был маленький, и выяснить, кто из простых смертных настолько пропах благовониями, труда не составило.

— Аптекарь, — предположил Ван Ален, и Курт одобрительно кивнул:

— Почти в точку. Сам аптекарь не подходил по приметам, а больше вариантов просто не осталось. Подмастерье. Тощий прыщавый воробей, жил с бабкой, которая вила из него веревки, на людях двух слов связать не мог, собеседнику даже в глаза никогда не смотрел и вообще слыл полудурком. Зато, как оказалось, начитанным полудурком; все ж под рукой[33]. По доброй воле с ним не желала связываться ни одна местная дурнушка, а при таком подходе сдавались почти все. Дамочек привлекает все таинственное и необычное, даже если это сам Сатана. Непостижимые перипетии женской психики.

— И чем история кончилась?

— В былые времена гореть бы им всем скопом, вместе с девицами и матронами. Сейчас, но в ином месте его, верней всего, попросту отправили бы за решетку и в довесок всыпали б плетей; но — сам понимаешь, местная специфика маленьких городков… Отец той самой девицы, что пожаловалась первой, предложил тюремное заключение сменить на дорогу к алтарю. Теперь уж и сама девица не перечила.

— На что только не пойдешь ради их прелестей, — вздохнул охотник с мечтательной улыбкой и, посерьезнев, вздохнул: — Ну, а теперь, Молот Ведьм, давай. О чем ты хотел поговорить таком, что даже спровадил эту милашку прочь?

— Ликантроп, — пояснил он. — Это сейчас, если не ошибаюсь, самая животрепещущая тема. Отчего ты спокоен?

— А что же я должен делать? В панике бегать здесь, сшибая столы?

— «Ночь полной силы», — выговорил Курт с расстановкой. — Чем она отлична от прочих и чем грозит нам? И если грозит — повторю свой вопрос: отчего ты спокоен? Если же не грозит, для чего уделять ей особое внимание в рассказе о ликантропах?

— Для того, что ты об этом просил, помнишь? Ты хотел знать все, что знаю я и не знаешь ты, о вервольфах, стригах, ведьмах, призраках и прочей шушере. Я и говорил все. Все, что в голову пришло, что помнил и слышал… Слушай, — почти со снисхождением улыбнулся Ван Ален, — это просто так звучит — «ночь полной силы»; красиво и таинственно, просто потому что слова так легли. А на деле это лишь констатация факта, не более.

— Но факт констатируется вполне определенный, и притом отличный от фактов, имеющих место в прочее время.

— В прочее время… — вздохнул охотник устало, усевшись поудобнее. — Если это вервольф неопытный еще, молодой, со своей сущностью не объединившийся — в эту ночь он подступает к такому объединению ближе всего. Могут быть примечены даже признаки разумности; ну, ты понимаешь — все варьируется, в зависимости от того, насколько особь зрелая. Если совсем молокосос — перемен почти никаких, в эту ночь он такая же тупая зверюга, как и в любую другую из пред- или послеполнолунных. У уже взрослого тоже не заметно особой разницы; да что там — ее просто нет. Такая же непозволительно разумная зверюга, как и в иные ночи. Это если иметь в виду таких, как наш приятель — кто оборачивается в волка. Если говорить о тех, кто попадается чаще, о двуногих тварях со страховидными мордами невнятного генуса, то они в эту ночь попросту чуть менее бешеные. У этих почти никогда не случается совместить два естества; они смутно помнят, что делали в ином облике, и плохо себя контролируют. Примерно то же относится и к полноценным волкам в возрасте не зрелом, но уже и не юном. Доходчиво, или нужны дальнейшие растолкования?