Алексей Пехов - На перекрестках фэнтези. Сборник фантастических произведений

По древу пробежали цепи молний, сливаясь к острию. Кол завибрировал и загудел, на его конце появился ослепительный белый шар.

И Зверолов-старший вложил в удар все, чему научил его отец и чему он научился сам за сорок лет упорных тренировок тела и астрала. Вероятно, прав был его противник — ужасающий демон. Именно ради этого момента Ротанг изучал забытое искусство с тщанием монаха, запертого в каменной келье.

Удар нашел свою цель. Кол насквозь пробил живот сенобита в том месте, где располагалось средоточие энергии — аккумулятор, собирающий и распределяющий энергию окружающего мира. Конец кола вышел из поясницы и разбил колбу, подвешенную на ремне. И освободился нематериальный кусочек плоти Даймона. Извивая нитевидным отростком, он вместе с осколками упал на половицы и откатился к двери.

Чёрные глаза на бледном лице даже не дрогнули, не обратились к орудию, что пронзило живот демона. Чёрные глаза неотрывно смотрели на Ротанга, сжимающего кол.

— Жалкий человечишка! Ты полагаешь, что сила крохотного леса может противостоять смертоносному холоду Бездны и мощи тёмных солнц Хеля?

Ротанг ошибся и понял это слишком поздно. Он рассчитывал поразить демона в ту область, где у людей находится средоточие энергии: мизерное у обычных, объемное и плотное — у паладинов и знахарей. Но сенобит уже многие сотни лет не был человеком, и тело его давно не было человеческим. Тёмный Конструктор основательно перестроил его организм.

— Ни одно существо не смеет прикоснуться ко мне, — произнес демон. — Ни один человек не смеет видеть меня. Я пожру твою душу, дикарь!

Ротанг беспокойно оглянулся. Возможно, надеялся занять ещё какие-то силы у зелёного мира, своего старого друга. Но вместо этого увидел сына, который вполз в комнату. Голого, измученного, жалкого. Но живого. И сердце отца наполнилось радостью. Именно тогда сенобит обрубил кол, и Зверолов-старший отшатнулся, потеряв упор.

Рап вытащил из себя обрубок. Сухая рана затянулась на глазах, дыра в кожаных одеждах исчезла. Он отбросил отсечённую жердь, на которой не было ни единой капли крови — известной по Библии тёмно-синей, почти чёрной крови сенобита. Её толика обладает силой настолько страшной и необузданной, что способна умертвить землю, превратив её в безжизненную окаменевшую равнину, а испарения могли оставить рваную дыру в атмосфере, дыру цвета нестерпимой глазом синевы. Кровь сенобита — адская смесь, собранная Повелителем Хеля, — обладала такой мощью, что требовались невиданные усилия многих людей, чтобы пролить хотя бы каплю. И за все времена кровь Рапа, самая сильная из всех, за все времена ещё ни разу не была пролита.

Розоватый и полупрозрачный фокус воли бился о холодный пол, нитевидный отросток извивался и дрожал. Даймон полз к этой частице собственной души. Он порезал ладони о разбитую колбу, но не замечал этого, как не замечал, когда ветви хлестали его по лицу, когда он мчался на очкастом страусе сквозь лесные чащобы. Он полз, а его уста шептали: приказ, приказ…

В первый момент он хотел броситься к ногам повелителя, но запертый в глубинах мозга человек неожиданно активизировался. Сделался сильным. Он вдруг вылез из своей темницы, и голос его прогремел в ушах, призывая направиться к розовому пучку, бьющемуся на половицах.

Оказавшись подле него, Даймон пересохшими губами обхватил теплый шевелящийся комок, похожий на живую устрицу. Фокус воли проворно скользнул в трахею и глубже. Длинный хвостик стремительно втянулся в уста юноши. Вмиг Даймона пронзила знакомая боль, начинающаяся от позвоночника, только на этот раз это была боль соединения. И Даймон, запертый в клетке сознания, вырвался на свободу. Занял тело целиком. Слился с наркоманом, который просил приказа и не мог без него жить, и поглотил этого наркомана.

Зверолов-младший завопил от боли, когда чувства и ощущения, острые от вынужденной паузы, хлынули в него. Боль, страдание, жажда, горечь, стыд, холод, вкус крови во рту. И только запахов не было, присутствие Рапа убивало их. И вновь родившийся в Даймоне человек завопил во все горло, подобно новорожденному. Вопль этот явился жутким фоном к той сцене, которая разыгралась в каминной комнате.

Исход теперь был ясен Ротангу, ибо не мог он противопоставить что-либо страшной силе демона. Слишком велик просчёт и много времени упущено. Обрубок в его руках больше не являлся оружием, он мог послужить лишь в качестве недолгой защиты. И остаток кола выдержал первый удар сенобита и со звоном отразил его.

Меч Рапа отскочил для нового замаха. В коротком промежутке до следующего удара Ротанг оглянулся. Он обвел взглядом стены родного дома, в котором прошла вся его жизнь. Посмотрел на кресло, в котором любил неспешно потягивать дым одурмана из трубки. Посмотрел на неуклюжий камин, огонь которого на протяжении многих лет скрашивал ему долгие зимние вечера. Он взглянул на лес за окном, прекрасный в лучах утреннего солнца, и увидел над вершинами деревьев в рассветном небе несколько точек. Они увеличивались, превращаясь в катера союзных войск. К несчастью, помощь пришла слишком поздно… Взгляд остановился на сыне, и Ротанг с облегчением нашел в его глазах вернувшийся блеск и желание. И не важно, что Даймон выглядел жалко, важно, что воля наконец вернулась к нему.

С этой мыслью и улыбкой на устах он принял второй удар. Такой сильный и неистовый, что сенобит лязгнул зубами, а выбившаяся из-под мантии длинная коса взметнулась змием. На этот раз обрубок сдался под натиском лезвия, выкованного из металлов, которые Зверь изъял из недр тёмных солнц. Жердь лопнула и пропустила варварскую сталь. Лезвие демона разрубило Ротанга от плеча до промежности и глубоко ушло в пол.

Нечеловеческий крик заполонил углы дома. Даймон слышал его, ужасался заложенному в нем страданию и безысходности, но не мог представить, что источником крика является он сам.

— НЕ-Э-ЭТ!!!

Он кричал и не мог остановиться при виде развалившегося надвое тела отца. Новые чувства ворвались в неокрепшего юношу с варварством стада животных, топчущих и крушащих тяжелыми копытами его возрождённую душу. Невозможно передать всю глубину горечи и страдания, которые он пережил в тот момент. Впрочем, не только он. В тот день на многих деревьях увяли листья, а сосны сбросили хвою. Лес скорбел о гибели неотъемлемой части своего сложного организма.

Алая кровь дымилась на огромном лезвии, вонзенном в пол. Капюшон свалился с лысого черепа сенобита, отчего стали видны зубы, сомкнутые в неизменном оскале; чёрная коса раскачивалась за спиной, подобно маятнику. Сковывающий ужасом взгляд был направлен на обнаженного юношу, обливающегося слезами.