Сказание о пустыне (СИ) - Дайре Грей

давно уже показывает свой характер, но в последние годы особенно сильно. Все больше моих братьев и сестер остаются в песках навсегда. Все меньше рождается детей…

— Мне жаль слышать это, друг мой, — хмурится правитель Аль-Хруса. — Народ пустыни также ценен, как и любой из Девяти Городов. Могу ли я чем-то помочь тебе?

— За этим я и пришел, — прямо встречает взгляд кади. — Среди моих соплеменников есть те, что желают изменить свою жизнь. Сделать ее оседлой. Но есть и те, кто желает следовать заветам предков. Я должен заботиться и о тех, и о других. И вот, о чем я хотел попросить тебя, друг мой… Народу песков непривычно жить в городе и подчиняться его законам, но если бы ты позволил части кочевников образовать стоянку у стен Сердца Пустыни, если бы дал им защиту в случае опасности и позволил беспрепятственно посещать город…

Молчит шейх, обдумывает просьбу и то, что последует за ней.

— Я могу дозволить твоим людям организовать стоянку и дарую им защиту, но они должны соблюдать законы Аль-Хруса, когда находятся в городе. Они смогут посещать его, как и любые торговцы, с рассвета и до заката. Но, если задержатся после закрытия ворот, должны будут ждать утра. Они не должны враждовать с жителями города. И в случае возникновения споров, мне нужен близкий тебе и доверенный человек, что сможет помочь твоим соплеменникам в суде.

Степенно кивает сын пустыни, принимая мудрость озвученных слов.

— Условия твои разумны, и мне есть, кого назначить главою для тех, кто останется здесь. Мой старший сын и твой племянник — Юрзуф. В нем нет моего дара, он глух к голосу песков и равнодушен к дороге, но, как я уже говорил, мудр не по годам. Он лучше других знает тонкости жизни в городе и сможет сделать так, чтобы люди его услышали, а тебе будет проще говорить с тем, в ком течет твоя кровь.

— Ты прав, друг мой. Юрзуф мудр, он унаследовал от отца его разум, но не характер… И для него — это благо.

Улыбаются правители, и тяжесть уходит с их плеч.

— Я знаю, что оставляю тебе большую ношу в заботе о моих соплеменниках, почтенный аль-Назир. И будь у меня иное решение, я не стал бы злоупотреблять нашей дружбой и теми узами, что связали наши семьи. Но я не знаю, кому еще возможно доверить такое…

— К кому еще обратиться за помощью в сложное время, если не к другу? Тем более, к родственнику. Я понимаю, что ты не пришел бы ко мне без крайней нужды. И полагаю, что… разделение, наметившееся в народе пустыни, мучает тебя намного больше, чем ты хочешь показать…

Тяжело вздыхает кади, перебирает длинными пальцами четки из черного оникса.

— Наш мир меняется, друг мой. И не могу сказать, что перемены меня радуют. Скорее пугают. Я помню пустыню иной. Я помню Девять Городов иными. Я помню даже Башню Великого Звездочета, от которой остались лишь камни. И мне кажется, что время, отпущенное потомкам Девяти Братьев, уходит… — хмурится почтенный аль-Гуннаши. — Но, возможно, это лишь ворчание старика. А ведь когда-то мне казалось, что я никогда не постарею…

Тень набегает на лицо аль-Назира, а в глазах поселяется печаль.

— Мне тоже когда-то казалось, что отец мой будет жить вечно. Но вот уже десять лет, как его нет, и я правлю Аль-Хрусом. Но я все также помню пустыню, и то, как ты с отрядом пришел к нам перед самым рассветом. И спас нас от смерти. Не думай, что чем-то обязан мне, друг мой. Я лишь отдаю старые долги. И даю тебе слово, что пока в Сердце Пустыни есть Лев, договор наш будет нерушим.

Пристально смотрит на него кади и медленно кивает, принимая обещание…

…Долго длится день, но и ему приходит конец. Движется солнце к западу, и в лучах его белокаменная площадь выглядит иначе. На лицах собравшихся людей интерес смешивается с легким волнением и предвкушением. Рашид поднимается на возвышение, которое утром потерялось за массой собравшегося народа. Обводит взглядом площадь, находит меня и едва заметно кивает, прежде чем начать говорить:

— Почтенные господа города, как и простые его жители, давно осаждали меня просьбами и предложениями о том, как лучше почтить память моего отца. Чтобы след его навсегда остался запечатленным для потомков. И после долгих раздумий мы нашли решение, которое удовлетворит всех. Поэтому сегодня, в честь приезда наших дорогих гостей, дружбу с которыми также начал мой отец, почтенный Карим аль-Назир, мы хотим показать вам результат долгих трудов многих людей.

Он делает жест рабочим, которые стягивают полотно с постамента, установленного сегодня днем в центре площади, пока гости отдыхали с дороги. Стоит ткани упасть на белые камни, и сердце мое замирает…

…Каменный лев, лежащий на мраморной плите, выглядит живым. Фигура его массивна и величественна, взгляд грозен и устремлен вдаль, поверх голов собравшихся людей. И, кажется, что в любой момент зверь может вскочить и броситься на врагов. Но меж его передних лап скрывается хрупкий цветок на длинном стебле. И становится ясно, что грозный хищник охраняет его покой. Как и покой всех жителей города…

…Вздох проносится над толпой. Люди замирают, а потом начинают говорить, шуметь. И в голосах их слышится одобрение. Даже восторг. Я смотрю на Захира, застывшего в первом ряду и выглядящего так, будто увидел призрака. Губы его шевелятся, повторяя слова, что сегодня сказал ему мой сын: «…пока в Сердце Пустыни есть Лев, договор наш будет нерушим». Камень — вот лучшая гарантия слов, и кади понимает их значение в истинном смысле.

Спустя некоторое время толпа начинает расходиться, и я легко теряюсь меж людьми. Чтобы оказаться у Золотых ворот. Сегодня они не будут закрыты. Часть каравана остановилась за стенами города. Я вижу костры, горящие меж палаток. Ветер доносит звуки разговоров, смех и песни, что любят дети пустыни. Вдыхаю остывающий воздух вечера и закрываю глаза.

Вот и все. Я сделала все, что должна была. Все, что обещала моему Льву. Дети наши счастливы, пусть и разбросаны по пустыне. Внуки растут здоровыми и сильными. Знания Великого Звездочета частями переданы моим дочерям, а искусство читать Небо я объяснила Наилю. Ничто не исчезнет без следа.

— Здравствуй, Цветок Пустыни, — тихий знакомый голос заставляет обернуться.

Баязета время тоже не пощадило. Он постарел и стал неуловимо похож на своего наставника, которого так долго сопровождал в пустыне.

— И ты будь здоров, дух песков…

Он протягивает мне руку, и