Дьяволы - Джо Аберкромби

Они никогда не получатся хорошими, если их немного не порезать сначала.

— О, она действительно хорошо разбирается в людях. — Баптиста сложила руки, ухмыляясь Бальтазару. — Он новичок. Колдун.

— Клянусь, она делает это, чтобы позлить меня, — пробормотал Бальтазар.

Фриго ещё больше сузил глаза:

— Хороший?

— Среди трёх лучших некромантов в Европе! Возможно, двух, в зависимости от того, как относиться к…

— Что ты ищешь, Фриго? — спросила Баптиста.

Фриго ловким движением руки положил одну из буханок на лопату и направился к духовке:

— Я должен что-то искать?

— Конечно. Ты не можешь удержаться.

— О, туше. — отблеск огня вспыхнул на лице Фриго, когда он наклонился ближе, достаточно близко, чтобы Солнышко могла протянуть руку и коснуться его рябой щеки. — Кое-что мне нужно. В одном доме. — это прозвучало тревожно неопределенно.

— Твои люди не могут войти? — спросила Баптиста.

— О, они вошли. — Фриго повернулся, опираясь на лопату. — Они просто так и не вышли.

— Никто не выходит из этого места, — сказала маленькая девочка, крутя нож в пальцах и сверкая улыбкой, почти такой же мерзкой, как у Вигги. — Люди говорят, оно проклято.

— Принадлежал магу. — Фриго загрёб следующую буханку. — Давным-давно покинул Венецию, но дом всё ещё... защищён.

— Защищен как? — спросил Бальтазар.

Фриго сунул буханку в духовку и пожал плечами:

— Это ты колдун.

Губы Бальтазара скривились, но Якоб опередил его:

— Что мы ищем?

— Белую коробку, примерно такого размера, со звездой на крышке.

— Что в ней?

— Это мое дело.

— Мне нравится знать, во что ввязываюсь.

— Да, но что-то мне подсказывает — ты всё равно ввяжешься. Я сказал всё. Если не нравятся условия...

— ...ты знаешь, где херова дверь! — закончила его внучка.

Баптиста взглянула на Якоба вопросительно подняв брови. Барон Рикард откинул голову назад и вздохнул. Солнышко немного придвинулась к теплу печи.

— До чего дошло, — горько пробормотал Бальтазар. — Выполнять поручения пекаря и хозяина банды.

— И это только увлечения, — мягко сказал Фриго.

— Мне понадобятся инструменты.

— Марангон может достать что угодно.

— Высокоспециализированные инструменты.

— Марангон может достать что угодно.

— Мы приносим вам эту коробку. Якоб сделал неторопливый шаг вперёд к алтарному камню. Один шаг, и остановился. — Ты организуешь нам проход в Трою.

— Замётано. — Фриго кивнул в сторону печи. — Подожди немного, сможешь взять свежий хлеб в качестве бонуса.

— Лучше пораньше начнем.

— Как хочешь. — и Фриго сгрёб ещё буханку.

Марангон поманил их к двери, и все повернулись, чтобы последовать за ним, или посмотрели вслед, поэтому Солнышко воспользовалась возможностью быстро перевести дух, а затем с некоторой неохотой покинула островок тепла у печи. Внучка Фриго положила свой нож возле угла засыпанного мукой алтарного камня.

Казалось, он может упасть и кого-нибудь поранить, поэтому Солнышко оттолкнула его подальше от края, чтобы он никому не навредил.

Глава 21 «Каждый дом — остров»

Сердце Венеции было полузатопленным местом, каждое здание — отдельным островом, каждая улица — отдельным каналом, кишащим лодками с роящимися людьми. Из лодок делали дома и лавки. В лодках бездельничали молодые влюблённые, в лодках происходили яростные ссоры. Одну лодку превратили в часовню, с кафедры которой краснолицая монахиня визжала о покаянии. Вокруг зданий была вода, вода была внутри. Люди заплывали через парадные двери. Люди ловили рыбу прямо с балконов. Пахло берегом и засорившимися стоками, чайки бесконечно препирались над головой, осыпая всё непрерывным градом экскрементов.

— Идеальная возможность для урока, — сказал Бальтазар.

Алекс откинулась на носу и застонала:

— Я думала, что изучаю историю Трои, а не Венеции.

Волшебник закатил глаза, что он делал примерно каждый раз, когда она открывала рот:

— Все взаимосвязано, дитя. Троя и Венеция, и все государства и города Средиземноморья, если уж на то пошло, являются ветвями, выросшими из одного корня, который есть...?

— Империя Карфагена, — проворчала она.

— Почему же разные народы Южной Европы и Северной Афри́ки говорят на одном языке, происходящем от древнего пунического?

— Потому что карфагеняне сжигали всех, кто не хотел, — пробормотал барон Рикард, лениво наблюдая, как три маленьких мальчика тащат мимо плот.

— Сжигание людей может не всем прийтись по вкусу, — заметил Бальтазар, — Но нельзя отрицать, что это жизнеспособный путь к повышению эффективности. Когда армии Карфагена завоевали Южную Италию, они построили огромные храмы, на которых сейчас стоит сам Святой Город. Когда они завоевали северную Италию, их несравненные инженеры-ведьмы перегородили По и Пья́ве, осушили залив и основали этот великий город на плодородной земле внизу.

— Величайший город в мире, — пробормотал Марангон с платформы на корме, перекидывая шест на другую сторону, вода капала на лодку, как пятна дождя.

— Жители Кракова, Атлантиды, Дижона и многих других, конечно, предъявили бы свои претензии, — сказал Бальтазар, — Как это любят делать жители великих европейских метрополий, и не без основания. Конечно, если рассматривать период расцвета. Карфагеняне построили здесь большие виллы и многолюдные рынки, и высокие храмы, и гражданские здания, которые затмили всё, о чем мы только можем мечтать в эти жалкие дни. Когда их Империя распространилась по всему Средиземноморью вплоть до Трои, это была их северная столица.

— Так что же пошло не так? — спросила Алекс, надеясь отложить ответы на вопросы, задав свои собственные.

— С востока появился враг, не похожий ни на кого из тех, с кем Карфаген сталкивался прежде, чей фанатизм и мастерство магии соответствовали их собственным. Угадай, кто?

Солнышко внезапно появилась, сидя на самой корме баржи позади Марангона вне поля зрения Бальтазара. Она широко раскрыла глаза и указала на себя обеими руками, затем сделала вдох и снова исчезла.

— Эльфы? — рискнула спросить Алекс.

Бальтазар выглядел слегка расстроенным:

— Рад, что хоть что-то пошло впрок. Отпор эльфам истощил всю силу могущественного Карфагена, и их многочисленные враги-люди воспользовались этой слабостью. Величайшая империя, которую видел мир, раздираемая внутренними распрями и стеснённая на всех границах, рухнула под собственной тяжестью. Её западные части пребывали в шатком положении столетие или два, а затем разлетелись на куски. Венеция избрала себе дожа и уцепилась за несколько осколков территории. Кусочки побережья Далмации, Рагу́зы…

— Рагуза