Сергей Волков - Затворник

— Здравствуйте, друзья! — Сказал спутникам Пилы незнакомец — Рассветник! Клинок! О, Коршун, и ты здесь! Ты что, от Льва ушел, теперь здесь ищешь службы?

— Куда мои братья, туда и я. — сказал Коршун — Тебе, светлый князь, я кланяюсь, а еду не разбойничать, и служить не своему кошельку! Я еду защищать ратайскую землю и природного государя!

— Добро! — сказал князь — И мы за тем же едем. Я как от вашего учителя получил слово с Козлом, так в два дня собрался, спустился на плотах до Пятиградья, а оттуда уже сюда посуху. А вы как здесь очутились?

— Мы с Новой Дубравы едем. — сказал Молний, а туда попали — кто откуда. Вон, товарищ наш новый — показал он на Пилу — он тамошний уроженец, а тоже с нами поехал. И у тебя, смотрю, дружинников прибавилось?

— Это точно. — ответил князь — С Засемьдырска нас выехало сорок — я, двадцать моих дружинников, да двадцать тамошних людей. Другие к нам присоединились потом, кто в Пятиградье, кто в Верхнесольске. Теперь нас — считая с вами — сто двадцать!

«Вот это кто! — догадался Пила — Из Засемьдырья! Это князь Смирнонрав!»

Это был третий сын Светлого, правитель далекой глухой засемьдырской земли, князь Смирнонрав — младший брат князей Льва и Мудрого.

4. ВЬЮГА

Красные зори загорались на восходе снова и снова, и Мудрый вел войско им навстречу. Навстречу великой битве и великой крови.

Вороны почти с самого Каяло-Брежицка кружили над полками, и криками созывали товарищей — кто бы и куда не ехал большим поездом в этих полях, вороны летели следом, подбирали объедки, кости и павшую скотину. А большую войну с уймищами теплого свежего мяса они, похоже, чувствовали нутром. Тогда вороны слетались неведомо с каких далей, и готовы были днями напролет кружится по небу в ожидании, превозмогая усталость и голод. Предстоящее пиршество с лихвой вознаграждало их терпение!

Чуть после подтянулись и волки. Они словно увидели издалека в небе воронов, и тоже, сообразив, что за дело здесь собирается, стали сбегаться на поживу. Серые семенили вереницами вдалеке от дороги, осторожно озирались, принюхивались и прислушивались, жались к опушкам рощ и кустарникам. Они то исчезали, то показывались снова, но вой их раздавался ночью беспрерывно, то с одной стороны, то с другой. В другое время Мудрый не упустил бы случая устроить хорошую травлю, но теперь было не до этого.

От Каяло-Брежицка до Каили было шесть обычных дней пути. Однако Мудрый, выходя из города, послал каильскому воеводе гонца с известием — ждать его к вечеру следующего дня. Войско шло скоро, как это повелось в степных войнах. Ни пехоты, ни тележных обозов не было. Весь невеликий запас простые воины везли за седлом, а князь, его ближняя дружина и большие бояре — на вьючных лошадях. Отроки и слуги гнали рядом с ними оседланных боевых коней.

Князь вел за собой без малого семь тысяч всадников. Сам он, и двести его дружинников скакали во главе войска под огромным красно-золотым знаменем. За ними следовали каяло-брежицкие бояре — больших и мелких, вместе со слугами и хлопьями полторы тысячи. Дальше — примерно столько же вооруженных граждан Струга-Миротворова. Потом двигалось ополчение двадцати пригородов Каяло-Брежицка — еще тысяча с лишним человек. Завершали конный поезд пятьсот ыкан из кочевий, оставшихся верными Мудрому, и тысяча двести воинов из Подлесья — северной окраины удела. Привели на сбор их сразу три воеводы — большой боярин Секач и двое сыновей Зубра. Еще полтысячи тунганцев, разделенные на сотни и полусотни, охраняли войско в передовых отрядах, по сторонам и сзади.

Собираясь в поход, Мудрый оставил управлять городом, и если потребуется — оборонять его от ыкан, княгиню Стройну. Когда он объявил об этом на последнем перед походом совещании, то по местам бояр и дружины пробежал недовольный полушепот. Бывало раньше, что князья, отлучаясь по каким-то делам, оставляли правительницей мать. Но только мать — не жену!

— Светлый князь! — крикнул с места Крепкий, молодой человек из старшей дружины — Нет такого обычая, ставить над городом женщину! А в войну — тем более! Что женщина в войне понимает! Кто ей будет подчиняться!

— Мое слово — за меня править Стругом и всей страной остается Стройна! — сказал Мудрый — А кто откажется ей подчиниться, тот и мне враг!

— Успокойся, Крепкий! — сказал тому сидевший рядом боярин Мореход, прозванный так, за то, что из своих сорока с лишним лет половину ходил по Синему Морю — Княгиня Стройна умом и твердостью не хуже никого из нас, а то и лучше! Князь хорошо решил!

Погудели чуть-чуть, и согласились с Мудрым.

— Спасибо за честь, светлый князь. — сказала Стройна — Позволь мне взять в помощь Секиру.

Секира поднялся с места. Брат княгини вместе с ней приехал из Каили, и князь принял его в ближнюю дружину. Секира был одного роста с сестрой, по виду — и одних годов, хотя родилась Стройна почти на десять лет позже. Черты его лица были по-женски тонкими, но глядел боярин сурово, и когда говорил, то голос его всегда звучал твердо.

— Окажи честь, князь! — сказал Секира.

— Окажу, но другую. — ответил Мудрый шурину — Будешь у меня в поле ближним товарищем, советником и воеводой. Там ты мне пригодишься.

— Благодарю. — сказал Секира с поклоном.

— Волкодав, встань! — продолжал князь распоряжаться. Старик с некоторым усилием поднялся со своей скамьи. — Ты стар, от тебя советником при правительнице будет больше пользы, чем в конном походе, поэтому будешь ей правой рукой. Охраняй мою жену и помогай ей во всем. Возьмешь для этого у меня двадцать отроков, в придачу к своим людям.

— Благодарю, мудрый князь! — сказал Волкодав с поклоном, и сел на место.

— Ты, Мореход! — сказал князь — Раз ты считаешь княгиню умной и твердой, то тоже оставайся ей в помощь! Твой двор на восходной стороне города, вот и останешься старшим над этой стороной. Кого теперь назначить начальником на закатную сторону?

— Всадника назначь! — крикнул кто-то — Останутся в городе Мореход и Всадник!

— Хорошо бы! — усмехнулся Мудрый — Но всадники мне в поле самому пригодятся! Так кого на закатной стороне оставим за старшего?

Недолго потолковав, решили поставить Бобра, одного из самых уважаемых и богатых людей на западной стороне города. Князь велел оставить Мореходу и Бобру в помощь по пятьдесят ополченцев.

— Не мало ли, государь? — прогудел Пардус — Сто двадцать человек, да у троих бояр еще от силы полтораста своих мечей. На весь город выходит меньше трех сотен?

— Больше не можем оставить, у нас каждый человек на счету. — сказал Мудрый — А в городе люди еще найдутся, пусть не воины, но в обороне все пригодятся на подмогу. К тому же со дня на день храбровцы придут, да и Кречет со своими стреженцами должен поспешить.