Егор Чекрыгин - Возвращение в Тооредаан (новый вариант) (СИ)

Приятно конечно, когда у тебя кукиш с маслом, да вдруг — джек–пот! Однако, в моем положении, такая куча барахла, это не столько богатство, сколько обуза. Так что, первым делом, я пошел к оу Моовигу, выкупать вторую половину моей лошадки, а заодно обменял выделенного мне конька, на Троцкого. Троцкий конечно скотина вредная, но в бою, надо отдать ему должное, вел себя безупречно, а такие вещи надо ценить.

А потом… М‑да. Потом меня обули еще раз. Я это почувствовал, хотя доказать ничего не мог. Но и правду сказать — где мне, темному и дикому вояке, тягаться с прожженными торгашами, зарабатывающими себе на жизнь скупкой–продажей? У меня, конечно выкупили часть ненужного мне барахла, включая карамультук, но... А в общем — что уж об этом говорить?! Чувствую, надо сказать спасибо, что еще и доплачивать не заставили, или вообще — из штанов не вытряхнули. Одно слово — торгаши!

Себя я оставил новый мушкет, который мои товарищи называли «армейским», и ценили весьма высоко. Широкий кожаный пояс и перевязь с серебряными газырями. Шпагу — довольно неплохого качества, кинжал и пару ножей. Плюс, стал обладателем трех комплектов одежды, которую, честно говоря, брезговал надевать, пока ее хорошенько не отстирают, парочки довольно теплых одеял, достаточно больших, чтобы подстелить его под себя и накрыться сверху. Котелка, фляжки, ложек–мисок, куда более высокого качества, чем те что я приобрел в Лоориге. Еще одного кошелечка, набитого уже серебром, и тючка с разным полезным барахлом. И да — конечно же — новой широкополой шляпы. Поскольку мою первую, мушкетное ядро, превратило в нечто неприличное. Зато, в новой шляпе, я сам себе казался этакой помесью ковбоя, д*Артаньяна и Индианы Джонс.

Кстати, новая шляпа, а точнее — печальная участь старой, сподвигла меня осторожно поинтересоваться мнением своих спутников, о прошедшем бое. И результаты, меня как бы не очень вдохновили. В том смысле, что по мнению моих опытных товарищей — бандюки, кстати — из местных степняков, время от времени выходивших на большую дорогу, круто просчитались. Наш караван, кажется довольно маленьким. Но груз в нем дорогой, и потому охраняется очень хорошо. Сам тот факт, что бандюки не смогли это заметить сразу, и решились на гоп–стоп, говорит о том, что на преступную тропу они вступили относительно недавно, и особыми криминальными талантами не блещут. Поэтому, и силы распылили понапрасну, и нарвавшись на отпор, предпочли удрать. А вот коли это были бы куда более опытные лесовики или горцы, занимающиеся грабежом профессионально — нам пришлось бы весьма туго. — В общем — скорее бы добраться до цивилизованных мест, где, говорят, куда спокойнее.

Следующие три недели пути, пожалуй, можно было бы даже назвать скучными. Насколько «скучными» могут быть дни, проведенные в постоянном движении, заботах и мелких проблемах, а главное — напряженном ожидании нападения. Произошедшая разборка с бандой, лично меня убедила в том, что к охране каравана, а главное — собственной жизни, относиться формально не стоит. А еще, я наконец‑то осознал, насколько жизнь тут сильно отличается от привычных мне стандартов, увидев отношение местных к смерти.

— Трое убитых? — Печально конечно, но парни они были хорошие, а значит — все нормально! — Примерно так высказался мой товарищ Шоорг.

— Как это нормально? Почему, смерть хороших ребят, это «нормально»? — Недоумевал я.

— Предки их примут. — Пожал плечами Шоорг, посмотрев на меня с еще большим недоумением. — А вот кабы они были трусами или предателями, тогда смерть это очень плохо!

— А. Ну да… — Кивнул я, вспоминая лекции, что нам читали в Отряде. — Их души, были бы обречены на вечные скитания в ледяном аду... Но ведь все равно — обидно, что такие хорошие и молодые ребята, погибли. Ведь еще могли бы жить да жить, жениться, детей завести… — ну не знаю — еще что‑нибудь сделать… — этакого. А вот — погибли, и все, ничего уже не будет.

— Ну так… Они и так все женатые были, да и детями обзавестись успели. За то им и долю посмертную дали, чтобы семьи поддержать, и жалованье потом выплатят, как будто они весь путь прошли... — Кажется Шоорг искренне не понял о чем я говорю. — Люди умирают. Куда ж от этого деваться? Главное жить так, чтобы когда уйдешь за Кромку, предки тебя приняли… Или у вас по–другому считают?

— Да нет. — Я вспомнил про свою легенду. — Примерно так же. Просто обидно же... Вот, к примеру, желудь. Из него может дуб вырасти, огромный, с могучим стволом и огромной кроной. И простоит тот дуб, наверное, не одну тысячу лет. А может тот же желудь какая‑нибудь свинья схрумкать — и прощай ствол, крона, и тысячи лет жизни... Так много могло бы появиться, а …все впустую!

— Так ведь — судьба! — Пожал плечами Шоорг. — Может тому желудю на роду написано, чтобы его свинья съела, а той свинье — быть мной подстреленной, да на вертеле зажаренной. Да–а–а… — Шоорг даже облизнулся. — Свининка, это хорошо. Обвалять ее в травках, да дать настояться, а потом соусом из кислых слив полить, и перца побольше, да с молодым вином… И да, запекать обязательно на буковых углях, чтобы дымком пропахло... А ты говоришь — «Все впустую…»! Хе–хе... Одно слово студент! — Смерть увидал, и сразу мыслей в голове много, да все дурные. — Судьба она и есть судьба, ее не изменишь. Так что — чего тут думать? Ты вон, лучше бы к Риишу подошел. Он для тебя, за пару серебрянок, камешки пораскинет. У Рииша хорошо получается камешки раскидывать, почти всегда угадывает. Он ведь тоже из местных, из степняков, а у них, через одного — колдуны да шаманы. Так тебе ни один ученый жрец в храме судьбу не предскажет, как природный шаман нагадает. Как судьбу свою поймешь — так и мысли дурные из головы вылетят! Мой тебе совет — сходи.

…Вот такой вот, примерно разговор. Такое отношение к жизни и смерти. — Оно и понятно — смертность тут, особенно у людей опасных профессий, весьма высока. Потому и верить в судьбу и загробную жизнь — просто необходимо, иначе крыша поедет, в вечном страхе жить. А вот коли знаешь, что все расписано заранее в каком‑то небесном свитке, а смерть — это не конец всего–всего–всего, а только лазейка в другой мир — добрый и благополучный, — к психоаналитику, после каждой просвистевшей у виска пули, бегать не станешь. Да уж — психика, надо отдать должное, у народа тут крепкая. Но, те кто легко относится к собственной смерти, чужую жизнь склонны ценить еще меньше. Это мне, как бы тоже надо учитывать. За косой взгляд, реально могут убить. И не потому что так уж сильно оскорбились этим взглядом, А потому что так предки завещали, и коли спустишь обиду — так хоть вовсе не помирай. Не примут тебя дедушки, и посмертные муки, окажутся горше самой смерти. Так что — вежливость, вежливость, и еще раз вежливость. Повода для обиды, лучше никому не давать. Но и прогибаться нельзя. Таких бьют просто на рефлексе. Вроде как у собак — коли кто бежит от тебя, надо догнать и цапнуть… Местные, этот баланс, как‑то инстинктивно угадывают, а мне — учиться и учиться. — Тяжела ты жизнь попаданца!