Николай Ярославцев - Меч Шеола

Ратимир, понимающе, закивал головой.

— Как и меня, иглами колол?

— Девицу — то? Как можно на девичью наготу глядеть? — Возмутился Радогор и густо покраснел.

Воевода в такие мелочи лезть не собирался. Волхв, он на то и есть волхв, чтобы человека, пусть это даже девица, ставить. Его другое волновало.

— Распросить успел кто она и откуда? — Спросил он. — уж если грешить, так хоть знать за что.

— Княжна Владислава. Князя Верхних земель дочь. С объездом шли, а на них врасплох напали. Князь же с малой дружиной шел. Да и не дружина, а так с десяток воев, больше для почета нежели безопасности ради. Кто же в своей земле сторожиться будет? Вот и посекли их. А княжу полонили. Польстились на девку.

Воевода крякнул, цапнул рукой бороду, и встретил предупреждающий взгляд Радогора. Закрыл рот ладонью и плюхнулся на лавку.

— Ну и удачлив ты, Радогор! — Смур и не пытался скрыть свое удивление. — Вовремя угадал. И бэра с Охлябей вовремя отправил на их лодию. За дочь Верховского князя и впрямь стоило рискнуть. Долго ли спать будет?

— Думаю, раньше утренней зари не проснется.

Ратимр, да и Радогор тоже, догадались, что воевода за всем этим разглядел очевидную выгоду.

— В мужское платье обряди. Или так в лохмотьях своих и спит? Княжна, что ни говори…

— Переодел. Неждан из дома свою рубаху и портки принес. — Ответил Радогор. И дбавил извиняющее. — Я воев из избы выгнал и заходить не велел. Лето. Ночи теплые. Перетерпят.

— Плачет? Или как?

— Сухие глаза. Все слезы выплакала. — Тихим, изменившимся до неузнаваемости, голосом ответил Радогор. — Зря я им волю дал! И Гольма, Секиру эту поганую надо было псам бросить… чтобы кости его растащили по лесам и оврагам.

И воевода заметил, как потемнел Радогор лицом.

— Ты воин. — Так же тихо напомнил ему Ратимир.

— Зато они тати! — Радогор неуступчиво поджал губы, а его глаза сверкнули ненавистью. — Пойдемте, господа мои, чтобы сон ее не тревожить.

И подхватив их под локти, увлек за порог.

— И то верно. — Соласился Смур. — После сна и глаза по иному на божий свет глядят. А завтра, крадучись, на мое подворье ее приведешь. Там и уход иной будет, и забота иная. Женка моя, и девки за ней доглядят и досмотрят.

Ратимир, незаметно посмотрел На Радогора и увидел, как тот сразу помрачнел.

— Торопишься, друг мой Смур. Ей не девки сейчас надобны. Волхв! У него одна рука всех твоих девок стоит. Еще и другая есть. По себе знаю. — Помолчал недолго, словно собираясь с мыслями. И покачал головой. — А не приведи бог, дознаются? Воинская добыча. Хоть и подлая, а как не посмотри, воинская добыча. Пусть даже княжна, а все равно добыча.

Лицо Радогора посветлело.

— Я так же рассудил, Ратимир. Поставлю на ноги, чтобы своими ногами ступать могла, а там к Неждану уведем. У него изба просторная, и на отшибе. От людей далеко. Занавесью угол завесим и поживет девица, пока не поправится. А как поправится, так домой провожу.

Слова Радогора, судя по шумному сопению воеводы, — определил старшина, не совсем отвечали замыслам, которые выстраивались в голове Смура. Но спорить он не стал. О его воеводской чести пекутся, беспокоятся, что в воровстве обвинить могут, если полонянку на своем подворье укроет. А уж, как отлежится, так сразу к себе. К тому времени, как и пообещал, северных воев в городе и духу не будет. И не пришлецу безусому княжен провожать. Со всеми почестями поедет княжна.

— И то верно! — После короткого раздумья согласился он. — Ты только бэру, приятелю своему мохнатому накажи, чтобы в город и носа не показывал, пока не уляжется все. Пальцем указать могут. А так зверь и зверь… И что со зверя взять? И сам без нужды на глаза не лезь. Уж больно ты, Радогор, приметный.

— И сколько мне прятаться?

— Завтра к вечеру они эту свою секиру и воев, тобой убитых, на плот и в лодию малую положат во всей воинской справе, соломой и дровами обкладут. А затем вытолкнут ее на середину реки и подпалят ее стрелами с берега. — Пустился Ратимир в обстоятельные объяснения.

— А по реке зачем? — Удивился Радогор. — На берегу нельзя?

— Река их в Ваалхал выведет. — Вместо Ратимира ответил Смур. — Место, где их бог собирает самых отчаянных и храбрых воинов, которые с мечом в руке смерть нашли. А как проводят, так бражничать начнут. И тогда уж мне точно спать придется стоя.

— Опять буйствовать начнут? — Хмуро спросил Радогор.

— Тут уж не запретишь. Чем больше буйства, тем веселее дорога будет их вождю. — Смур окончательно расстроился. И драки будут. И морды разбитые. Я уж запретил к трактиру и близко подходить.

Радогору на месте не стоялось. Прислушивался к каждому звуку, к каждому шороху, которые доносились из раскрытых дверей. И с трудом удерживал себя рядом с воеводой.

Его беспокойство не укрылось от воеводы.

— А справишься ли? — Спросил он, кивнув головой на двери, через которую с трудом пробивался тусклый, еле заметный свет. — А то я за бабкой Опаленихой велю бежать. Она хоть и телом безобразна, — дитем малым с крыльца скатилась горб от того крыльца отрос, и ликом не приветлива, но и заговоры разные знает и травы знает. А прижмет, так она и дитя примет. Народ ее боится, и вслед плюет, но когда беда в дом придет или зверь лесной кого поломает, так сразу к ней с поклоном. Яичек с д. жину, маслица в узелке, сметанки. редко кому откажет. Я и сам ее не один раз кликал, когда раненого домой приносили.

Радогор слушал его в пол — уха, изобразив на лице внимание, но сам думал о другом. И задал совсем уж непонятный вопрос.

— Скажи, Ратимир, а что будет, если та Секира до своего Ваалхала не доплывет? Тогда что?

— Ваалхал для тех, Радогор, закрыт, кто без меча погиб. А Гольм секиру в руке держал… А тебе зачем?

— А ну, как река не примет? Или повернет не туда? — Упрямо гнул свое Радогор. — Тогда, как бражничать будут?

Ратимр вскинул на него быстрый и острый взгляд. Смур же, который уже отошел от них на несколько шагов, услышав их разговор, вернулся.

— Я к тому, что не могут их чествавать боги. Не к чести это такому вою, как Гольм.

И не дожидаясь ответа, скрыдся в караульне.

— О чем это он? — кивнул на двери Смур.

— Молод. А по молодости своей не знает еще, что такое воинская добыча. — неохотно отозвался Ратимир, которому слова Радогора показались тоже странными. — Пошли, сударь воевода. У Радогора нынешней ночью и без нас хлопот, полон рот будет. У девицы этой, княжны, значит, сейчас не тело, душа страдает. Бабье тело. Оно что? Оно, как тесто. Чем больше месишь. Тем крепче и задорней делается. А душа? Эта же совсем девчушка. И если опоганили. То и рассудок потерять может за всяко просто. Баба и та не всякая позора вынесет.