Далия Трускиновская - Шайтан-звезда

Царевич же дошел в своей страсти до предела, и написал письмо к Захр-аль-Бустан, и дал его аз-Завахи, чтобы она отнесла письмо.

И вот что он написал:

«Пишу я к тебе, надежда моя, посланье,О том, как страдать в разлуке с тобой я должен.И в первой строке: огонь разгорелся в сердце.Вторая строка: о страсти моей и чувстве.А в третьей строке: о жизнь, потерял я стойкость.В четвертой строке: а страсть целиком осталась.А в пятой строке: когда вас увидит глаз мой?В шестой же строке: когда же придет день встречи?»

А после этого он подписал:

«Это письмо от того, кто тоскою пленени в тюрьме томления заточен,и не может он быть из нее освобожден,если встречи и близости не увидит он,после того, как в разлуке был отдален.Ибо он разлукой с милыми терзаеми пыткой любви пытаем».

И Захр-аль-Бустан прочитала это письмо, и зарыдала, и дитя шевельнулось в ее чреве. И она сказала аз-Завахи:

– Отведи меня к царевичу, о матушка!

И аз-Завахи тайно привела ее во дворец.

А царевич не ожидал, что она откликнется на его призыв, и он приподнялся на ложе и сказал Захр-аль-Бустан:

– Привет, простор и уют тебе!

И Захр-аль-Бустан поклонилась ему, и поцеловала пол между его рук, и сказала:

– О царевич, я не могу принадлежать тебе, но очень скоро я рожу дочь, которая вырастет и будет во всем подобна мне, и станет красавицей своего времени, ибо ее отец – сын моего дяди, и насколько я превосхожу красотой других женщин, он превосходит красотой других мужчин. И если тебе угодно, мы заключим договор, чтобы моя дочь стала твоей служанкой и во всем тебе угождала. И я сама приведу ее к тебе, о царевич, когда ей исполнится четырнадцать лет, если это будет угодно Аллаху.

– Не служанкой, а женой возьму я твою дочь, о Захр-аль-Бустан! – воскликнул царевич, и поднялся с ложа, и приказал, чтобы принесли письменный прибор и свиток дорогого атласа.

Но тут аз-Завахи пришла в беспокойство и возразила:

– О юноша, пусть не обманывает тебя твоя молодость! Ведь это неслыханное и опасное дело! Я – рабыня Аллаха и твоя рабыня, о царевич, но сказано, что о трех вещах не подобает говорить разумному прежде их завершения: путешественнику, пока он не вернется из путешествия, и тому, кто на войне, пока не покорил он врага, и женщине носящей, пока не сложит она свою ношу. Доселе никто не называл невестой нерожденную! Бойся прогневать Аллаха великого, могучего!

Но царевич не послушался аз-Завахи, и написал договор, и он был скреплен печатью и рукопожатием. И сказал также царевич, что девочку надлежит назвать Шеджерет-ад-Дурр, ибо если мать ее подобна драгоценной жемчужине, то дочь вырастет и станет как жемчужная ветвь.

И царевич велел приготовить приданое, которое Захр-аль-Бустан должна была получить за дочь, и это были свертки дорогих тканей, и мешочки мускуса, и шкатулки с драгоценными камнями, и два кинтара золота, отвешенного в прочных кожаных мешках. И все это отнесли домой к Захр-аль-Бустан.

А евнух Кафур узнал об этом, и поспешил к Анис-аль-Джалис, и осведомил ее о договоре. И они посоветовались, и решили немного обождать, но ожидание их было напрасным, ибо царевич выздоровел и приступил к своим обычным занятиям, и не было в нем желания входить к Анис-аль-Джалис. И он раз в несколько дней посылал аз-Завахи осведомиться о состоянии Захр-аль-Бустан, и с нетерпением ждал появления на свет ее дочери.

И когда Анис-аль-Джалис поняла, что царевич и впредь будет пренебрегать ею, то она озлобилась, и решила отомстить царевичу, и призвала Кафура, и дала ему денег, и приказала похитить Захр-аль-Бустан из дома ее мужа и продать ее бедуинам, чтобы они увезли ее далеко в пустыню, и у царевича не осталось бы пути к ней. И Кафур вышел из дворца, и нашел людей, согласных за деньги похитить Захр-аль-Бустан, и пошел на рынок работорговцев, и узнал о бедуинах, желающих приобрести красивую невольницу, и он тратил деньги Анис-аль-Джалис, пока не исполнил ее приказания.

Когда же аз-Завахи по велению царевича пошла навестить Захр-аль-Бустан, то увидела, что ворота ее дома распахнуты, и со двора доносятся крики, и войдя она увидела невольниц, которые рвали на себе волосы и царапали себе лица. И они осведомили аз-Завахи, что их госпожа похищена.

Тогда старуха поспешила обратно во дворец, но побоялась сообщить эту печальную весть царевичу, а направилась к его воспитателю, мудрецу Барзаху. И они обсудили это дело и пришли к мнению, что Аллаху неугодно было сватовство к нерожденной невесте и его прогневил договор между Салах-эд-Дином и Захр-аль-Бустан. И они известили царевича о том, что муж Захр-аль-Бустан увез ее из города, и не стали принимать никаких мер к ее отысканию.

А царевич Салах-эд-Дин сильно тосковал по Захр-аль-Бустан, и с нетерпением ждал рождения ее дочери Шеджерет-ад-Дурр, и он очень обеспокоился ее отъездом, ибо он боялся, что ее муж узнал, что она приходила в царский дворец, а потом получала богатые подарки. И он ждал от мужа Захр-аль-Бустан наихудшего для нее.

И однажды ночью Салах-ад-Дин не мог заснуть, и грудь его стеснилась, и он поднялся с постели, не разбудив своих невольников, и вышел, и пошел по переходам и лестницам, и вдруг видит, что он на крыше дворца! А эта крыша была плоской и обширной, и на ней стояли деревья в серебряных сосудах, и было их триста или более того. И он сел под одним деревом, и задумался, и стал как бы спящий. И его отвлекли от мыслей два голоса, голос его наставника, мудреца Барзаха, и его няньки, аз-Завахи. И царевич прислушался, и приблизился к говорящим, и они его не заметили, а он встал за серебряной кадкой с деревом и слушал.

А ночь эта была из тех ночей, когда могущественный Сулейман ибн Дауд собирал в своем подземном дворце мудрецов, звездочетов и магов, и беседовал с ними, и учил их, и разбирал их споры. И они повиновались Сулейману ибн Дауду, ибо он превосходил их во всех искусствах, и был обилен знаниями, и владел талисманами, и они ели и пили в его дворце, а потом подвластные Сулейману ибн Дауду джинны разносили их – каждого в его страну и в его город.

И мудрец Барзах был из числа тех, кто приближен к трону, и стоял у трона Сулеймана ибн Дауда с левой стороны. И прилетевший за ним джинн взял его, и понес, и принес в подземный дворец, и Барзах вошел в тронный зал, и поклонился Сулейману ибн Дауду, и приветствовал других мудрецов. И они говорили о вещах, недоступных простому разуму, и великий Сулейман сказал свое слово, после которого все замолчали, поскольку это было слово мудрости, к которому ни прибавить, ни убавить.