Песня Волчьей луны (СИ) - Лариса Петровичева

Почему так болит голова?

Мейв улыбнулась — сейчас она казалась яркой, переполненной жарким солнечным светом, и этот жар расплескивался, проникал под кожу, наполнял собой. Хотелось стряхнуть все наносное, все, что накопилось за эти годы — хотелось протянуть руку, дотронуться до ее щеки, провести подушечкой большого пальца по губам, узнать, наконец, какие они на вкус, эти губы…

“Это не я”, — с ужасом подумал Ирвин. Сознание раздвоилось — он одновременно видел себя, стоящим рядом с Мейв, и огромного серебряного волка, запертого в подземелье. Он был заперт крепко и надежно, он не должен был выбраться — никогда, больше никогда.

Но кто-то принес ключи и вставил их в замки. Осталось повернуть.

— Ты меня отравила, — смог прошептать Ирвин. — Ты…

И больше ничего не смог сказать: язык онемел. Кажется, сама способность говорить отступила — волкам не нужна человеческая речь, волки прекрасно обходятся без нее. Мейв довольно кивнула — провела ладонью по его груди, поймала биение сердца.

— Все хорошо, Ирв, — сказала она, и Ирвин почувствовал, как его подхватывают чужие руки, не позволяя упасть. — Все теперь хорошо. Ты просто поедешь со мной… и все будет так, как надо. Наконец-то будет.

* * *

Разобравшись с делами — дел был огромный ворох, но ей все же удалось разгрести некоторую его часть — Арьяна вышла из госпиталя и застыла на ступеньках: усталость словно взяла ее за руку и не позволила сделать шаг. Подошла Бейлин с бумажным стаканом, от которого шел такой крепкий аромат кофе, что волосы начинали шевелиться на затылке; Арьяна приняла стакан и улыбнулась. Вряд ли, конечно, стоило пить кофе прямо сейчас — в госпитале у нее разболелась голова, а в желудке крутился комок тошноты — но устоять она не могла.

— Вот это как раз то, что нужно. Спасибо.

Бейлин улыбнулась в ответ и Арьяна, сделав глоток, подумала: “Она все-таки очень милая девушка”.

— На здоровье, — ответила телохранительница. — Куда теперь?

Арьяна пожала плечами. Она пропустила обед, день склонился к вечеру, и за оградой госпиталя шли офисные клерки в клетчатых костюмчиках — у них закончился рабочий день.

— Куда уехал Ирвин? — спросила Арьяна. Бейлин только плечами пожала.

— Я его не видела. Все это время сидела там, у вашего кабинета, с бумагами.

Бейлин тоже оказалась при деле: Арьяна поручила ей переоформить стопку врачебных карт пациентов с полуострова — переписать шапку с названием госпиталя и вклеить листки с назначениями. Телохранительница выглядела невероятно довольной: ей не нравилось сидеть просто так, без занятия.

— Он, наверно, уехал по делам госпиталя, — предположила Бейлин. — Я видела, как он разговаривал с одной из заведующих. Что будем делать, поедем домой?

— Да, пожалуй, — ответила Арьяна, и в это время над ее правым ухом раздалось звонкое жужжание — прилетел золотой шмель мгновенника. Арьяна протянула ему ладонь, шмель опустился, энергично встрепенулся и с тихим шелестом развернулся листком бумаги.

Почерк был Арьяне незнаком, но она сразу поняла, кто отправил послание.

“Дорогая Арьяна!

Я искренне счастлив, что теперь мы можем общаться. Ты теперь подданная другого государства, король Якоб больше не может отдавать тебе приказы”.

Листок дрогнул в руках. Арьяна сотню, тысячу раз представляла, как напишет письмо своему настоящему отцу и получит от него ответ — и все равно не была к этому готова. Мрамор ступеней качнулся под ногами, словно она вдруг очутилась на палубе корабля и соленый морской ветер ударил ее в лицо предчувствием путешествий, приключений и новых открытий.

— Ваше высочество, — встревоженно окликнула Бейлин. — Все хорошо?

Кажется, прошла тысяча лет, прежде, чем Арьяна смогла ответить.

— Да. Да, все в порядке. Это письмо от моего отца, король запрещал нам переписываться, но теперь можно, — торопливо ответила она.

“Я всегда любил и буду любить твою мать. Ее выдали замуж так, как выдают всех принцесс — по родительской воле, словно куклу. От одного хозяина к другому. Но сердцу нельзя приказать, оно само делает выбор, и иногда этот выбор навсегда. Я всегда искал способ увидеть вас обеих хоть издалека. Надеюсь, однажды мы все встретимся.

Эскадра сейчас в море Чевелли у архипелага Навеани. Если тебе и твоему мужу потребуется хоть какая-то помощь, то отправь мгновенник, я смогу прибыть через сутки.

Отправил тебе обычной почтой небольшую посылку. Скоро приедет”.

Арьяна сложила мгновенник и, только убрав его в одно из отделений сумки, поняла, что плачет. Бейлин протянула ей носовой платок, поддержала под руку; Арьяна промокнула слезы, и телохранительница сказала:

— Если хотите поговорить про это, то я очень хорошо умею слушать.

Они неторопливо побрели в сторону стоянки мобилей. Арьяна улыбнулась.

— Хочу, но я не знаю, как обо всем этом говорить. Это пока… очень трудно. Я написала своему настоящему отцу, и он ответил. Он любит меня и мою мать. Пишет, что прибудет через сутки, если понадобится.

— Это же хорошо! — ободряюще произнесла Бейлин. — Помощь серьезного человека всегда пригодится. А вот король Якоб… как он к вам относился? Любил или шпынял?

Арьяна неопределенно пожала плечами. У короля были королевские заботы. Принцессы приходили к нему утром, чтобы пожелать хорошего дня, и вечером, чтобы пожелать доброй ночи. Обмен поклонами, ничего не значащие вопросы о самочувствии и настроении — вот, в общем-то, и все их общение. Король Якоб относился одинаково ровно и к Арьяне, и к Кейди, он не выделял одну из своих дочерей и не унижал другую, но тепла и участия от него не видели ни старшая сестра, ни младшая.

— Он не показывал своей любви, — ответила Арьяна. — Но и обиды я от него не видела. Так что…

Она не договорила. От ворот госпиталя к ним побежал долговязый парень в синем мундире, и Бейлин напряглась всем телом, как только увидела его, словно это был ее враг. Напряжение передалось Арьяне — она вдруг ощутила дуновение ледяного ветра в спину: пронизывающий, жестокий, такой непонятный в самый разгар лета, он выстудил ее внутренности и почти парализовал.

Что-то случилось. Что-то очень плохое.

— Ваше высочество… — выдохнул парень в форме, подбежав к ним. Остановился, выравнивая дыхание — его бледное осунувшееся лицо было по-детски изумленным, словно он никак не мог поверить в то, что произошло. — Меня послал канцлер. Вам надо срочно прибыть во дворец.

Наверно, он вот так бежал сюда от самого дворца — парень сделал еще несколько вдохов и выдохов, и по его щеке вдруг пробежала слеза.

— Князь, — проговорил он. — Князь Киган ранен. Пожалуйста, ваше высочество, скорее.

* * *

“Где я”.

Мысль была липкой