Роберт Сильверберг - Хроники Маджипура

И поэтому я посмел подтолкнуть Ариока на несколько новых приключений.

— Почему бы нам не отправиться погулять этой ночью? — говорил я ему. — У Гуаделума, узнай он об этом, кровь превратилась бы в лед.

Именно мне принадлежала идея отвести понтифекса на один из простонародных уровней Лабиринта, чтобы пошататься ночью по тавернам и рынкам — конечно, в маске, чтобы никто не мог его узнать. Я водил его по укромным переулкам, где собираются игроки в азартные игры, так как хорошо знал, что они не выносят насилия и поэтому не представляют опасности.

И именно я однажды ночью на самом деле вывел его за пределы Лабиринта. Я знал, что именно этого он желал больше всего, но даже он сам опасался предпринять такую попытку; поэтому я преподнес ему такое предложение в качестве тайного дара. Мы вместе с ним поднялись по личному ходу понтифекса к вратам Вод. Мы стояли бок о бок совсем рядом с водами Глэйдж и даже ощущали прохладный ветерок, который веет со стороны Замковой горы, и смотрели на сверкающие звезды.

— Я не бывал здесь более шести лет, — сказал понтифекс.

Он дрожал и, кажется, украдкой плакал под защитой своей маски. Ну, а я тоже не видел звезд уже слишком долго и был почти столь же сильно растроган.

Он указал на одну из звезд и сказал, что вокруг нее вращается мир, с которого к нам прибыл народ гэйрогов, про другую сказал, что это звезда хьортов, про третью — едва различимую световую точку, — что это не что иное, как Солнце Старой Земли. В этом я, впрочем, усомнился, так как в школе мне показывали совсем другую звезду, но он так радовался, что я не мог решиться возразить ему.

А потом он повернулся ко мне, взял меня за руку и чуть слышно сказал:

— Калинтэйн, я верховный правитель всего этого колоссального мира, но на самом деле я ничто. Раб, заключенный. Я отдал бы все, чтобы удрать из Лабиринта и провести последние годы жизни на свободе, под звездами.

— Тогда почему бы вам не отречься от престола? — спросил я, сам изумившись своей смелости.

Он улыбнулся:

— Это было бы трусостью. Я избран Божеством, и как я могу отказаться от этого бремени? Я предназначен для того, чтобы до конца моих дней оставаться олицетворением Власти на Маджипуре. Но должен найтись какой-нибудь благородный способ освободиться от этого жалкого подземного существования.

И я увидел, что понтифекс отнюдь не был ни безумным, ни злым, ни капризным, а был просто одинок, так как ему пришлось отказаться от ночей, от гор, от лун, от деревьев, от рек его мира и возложить на себя бремя правления.

А затем две недели назад прибыло известие о том, что Хозяйка Острова, мать лорда Струина и наша общая мать, заболела и вряд ли уже поправится. Столь необычный кризис порождал серьезные конституционные проблемы, поскольку среди властителей Маджипура Повелительница Снов по своему рангу равна понтифексу и короналю и найти ей замену весьма сложно. Сам лорд Струин, как сообщали, уже ехал сюда с Замковой горы, чтобы обсудить с понтифексом свою предстоящую поездку на Остров Сна, поскольку он, скорее всего, не смог бы успеть попасть туда вовремя, чтобы попрощаться с матерью.

Тем временем герцог Гуаделум, как верховный герольд понтифексата и высший сановник двора, начал составлять список кандидатов на этот пост, который следовало потом сравнить со списком лорда Струина, чтобы определить, окажутся ли в них одни и те же имена. Для выбора необходимо было провести совещание с понтифексом Ариоком, ну, и все такое… и мы считали, что в его нынешнем расстроенном состоянии это пойдет ему на пользу, заставив глубже окунуться в вопросы управления империей. По крайней мере, согласно протоколу, умирающая Повелительница была его женой, поскольку по формальным требованиям нашего закона о наследовании он назвал лорда Струина своим сыном, выбрав его в качестве короналя. Конечно, Хозяйка Острова Сна имела собственного законного мужа, который жил где-нибудь в Горном замке, но тебе нет нужды объяснять соотношение бытовых законов и освященного традицией права… Гуаделум сообщил понтифексу о приближающейся кончине Повелительницы Снов, и началась череда правительственных совещаний. Я не принимал в них участия, так как нахожусь на слишком низком уровне полномочий и ответственности.

И поскольку мы рассчитывали, что серьезность ситуации должна была заставить Ариока вести себя более благоразумно, то, боюсь, мы, по крайней мере подсознательно, ослабили бдительность. И той же ночью, когда известие о смерти Повелительницы достигло Лабиринта, понтифекс сбежал в одиночку — впервые с тех пор, как я был приставлен надзирать за ним. Он ускользнул от охранников, от меня, от всех своих слуг, скрылся в бесконечных переплетениях Лабиринта, и никто не смог его найти. Мы искали всю ночь и половину следующего дня. Меня терзали опасения как за его судьбу, так и за собственную карьеру. Предчувствуя дурное, я послал людей к каждому из семи входов Лабиринта, чтобы они обшарили раскинувшуюся наверху мрачную пустыню. Сам я побывал во всех притонах, которые показывал ему; где бродили люди Гуаделума, мне неизвестно, но повсюду мы старались скрыть от народа, что понтифекс пропал. Мне кажется, что с этой задачей нам справиться удалось.

Мы обнаружили его в тот же день, ближе к вечеру. Он оказался в некоем доме, в районе, известном под названием Зубы Стиамота, в первом кольце Лабиринта, и был одет в женское платье. Мы могли бы вообще не найти его, если бы не ссора из-за неоплаченного счета, в которую пришлось вмешаться уличным прокторам. Когда же понтифекс не смог ясно назвать свое имя, да еще и услышав, как эта якобы женщина говорит мужским голосом, прокторы заподозрили неладное и у них хватило мозгов вызвать меня, ну а я поспешил взять его величество под свою опеку. У него был совершенно дурацкий вид в платье и браслетах, но он спокойно приветствовал меня, назвал по имени и выразил надежду, что не причинил мне слишком больших тревог. Он полностью владел собой и держал себя совершенно разумно.

Я ожидал, что Гуаделум разжалует меня. Но герцог не был настроен карать; вернее, он слишком сильно увяз в главном кризисе, чтобы придать значение моему промаху, так что он вообще ничего не сказал по поводу того, что я позволил понтифексу выйти из спальни.

— Утром прибыл лорд Струин, — сказал Гуаделум; у него был встревоженный и усталый вид. — Естественно, он захотел сразу же встретиться с понтифексом, но мы сказали ему, что Ариок спит и не стоит его тревожить. Именно поэтому половина моих людей бросилась разыскивать его. Мне больно лгать короналю, Калинтэйн.

— Но сейчас понтифекс на самом деле спит в своих покоях, — ответил я.