Константин Соловьев - Геносказка

Ознакомительный фрагмент

— Конечно, знаю, — тут же отозвалась Гретель. — Биологически активное вещество. Оно… Манипур… лир… лирует с генетическими цепочками, уничтожая их или необратимо меняя.

— Молодец, — похвалила ее геноведьма покровительственным тоном. — Ты способная ученица. Наверно, ты знаешь и то, что ни одно генетическое зелье не способно на невозможное. Закон сохранения веществ и энергии, множество биологических факторов, особенности самого фенотипа, наконец… Изменить геном — не то же самое, что изменить прическу. А тем более — изменить сам фенотип! Иногда преобразования идут по неожиданному пути или вовсе оказываются фатальными для организма. А те, кто им подвергаются, не всегда получают то, чего хотят. Еще одна причина, отчего с геноведьмами особо не церемонятся… Рыбохвостке было обещано, что после того, как она выпьет генозелье, ее костная и мышечная ткани подвергнутся резкому и очень сложному преобразованию, а затем превратятся из хвоста в пару стройных девичьих ножек. Но за стройные ножки издавна полагалось платить цену… Активные агенты, содержавшиеся в зелье, должны были вызвать распад определенных белков в организме, а вслед за ним — полную деградацию мышцы, отвечающей за голосовые связки. Проще говоря, она должна была онеметь ради возможности ходить на своих двоих. Потерять свой прекрасный голос. И эта цена не показалась Рыбохвостке слишком высокой. Не раздумывая, она выпила зелье.

Гензель напрягся. Ему показалось, что в истории, изначально излишне слащавой и романтической, не для мальчишек, вдруг возник неприятный и неуютный холодок. А может, это похолодел голос рассказчицы, ставший из задумчивого и размеренного почти равнодушным.

— Три недели мучилась Рыбохвостка, пока перестраиватся ее скелет и мышцы. Это оказалось ужасно больно, но она терпела, помня лицо молодого тригинтадуона. И наконец она впервые в жизни вышла на берег. На своих собственных ногах. Она выглядела прекрасной юной девушкой — ведь все следы генетических мутаций и коррекций были отныне невидимы, сокрыты внутри нее, как в непрозрачном сосуде. Извечная человеческая история — фенотип и генотип. Иной раз в хорошем доме вам могут подать старую, запечатанную сургучом бутылку с вином, розлитым в незапамятные времена. Вы срезаете пробку, предвкушая его сказочный вкус, и вдруг вас тошнит прямо под стол. Потому что серая гниль, проникшая в бутылку много лет назад, превратила вино в зловонную жижу. Но можно ли это сказать по бутылке?.. Извините, я отвлеклась. Только говорить она не могла: горло больше не повиновалось ей. Впрочем, это была ее цена, а в вопросе цены люди иногда делают глупости. Рыбохвостке удивительно повезло. Она отправилась в город и встретила там молодого тригинтадуона со свитой. Увидев ее, он влюбился без памяти. Ничего удивительного — ведь внешне она была очень мила и совершенно не имела дефектов. «Эта девушка, должно быть, на удивление чистой крови! — воскликнул потрясенный тригинтадуон. — Возможно, она принцесса или дочь какого-то сеньора. Такая красота невозможна для обычного человека. Клянусь, я возьму ее в жены!» Так и случилось. Он взял ее в жены, несмотря на то что она была нема, уверенный в том, что это не генетический дефект, а последствия травмы. Пара стройных женских ног, как выяснилось, весомый аргумент в любом споре, включая чистоту крови…

— Он женился на ней, не сделав генетического анализа? — удивленно спросила Гретель.

Геноведьма легко погладила ее по белым как снег волосам:

— Мое дитя… Любовь способна ослеплять людей сильнее, чем наследственный дефект сетчатки. Нет, он не сделал анализа. Он был убежден в том, что она чистейшей крови. А она, в свою очередь, не собиралась его разубеждать. Зачем? Кто своими руками режет горло своему счастью?.. Но если геноведьма и ждала благодарности от бывшей Рыбохвостки, которая теперь жила во дворце тригинтадуона и носила в себе его ребенка, то напрасно. Вскоре после свадьбы ее схватили слуги новой госпожи и, удавив петлей, швырнули тело в сточную канаву.

— Почему? — забыв про осторожность, выдохнул Гензель. — Почему они сделали это?

Геноведьма слегка наклонила голову. Посадка ее головы была безупречной, а шея — стройной, как у лебедя. Ни одна из женщин, виденных Гензелем дома, не могла бы похвастаться подобным телосложением и грациозностью движений. Но было это даром природы или же следствием наложенных ею геночар?.. Гензель не был уверен в том, что хочет знать это. Была бы его воля, он предпочел бы вовсе не получать ответов на вопросы, покинув странный дом поскорее.

— Вопрос цены. — На губах геноведьмы заиграла саркастическая улыбка. — Счастье новой жены тригинтадуона стоило жизни одной ведьмы, разве не так? Вдруг их секрет выплыл бы наружу и тригинтадуон внезапно узнал бы, что женщина, которую он почитает едва не за святую, за непорочное и генетически чистое вместилище духа Человечества, суть грязный мул, проживший всю свою жизнь в зловонных морских водах и жрущий сырую рыбу? Она ведь была испорчена от рождения, а зелье дало ей ноги, но не новую суть. Оно изменило ее фенотип, но не генотип. Ты ведь знаешь разницу, дитя мое?

Гретель отозвалась мгновенно. Для нее этот вопрос, в отличие от Гензеля, не представлял никакой сложности.

— Фенотип — это наше тело. Его черты и свойства. Генотип — то, что спит в нем, но что мы передадим нашим потомкам. Но они не равны друг другу. Можно выглядеть как настоящий человек, но при этом рожать одних только жаб…

— В общих чертах правильно. Изменения, которым подверглась Рыбохвостка, касались лишь ее, но отнюдь не ее потомства. Можно изменить внешность, но природу изменить невозможно. За эту сделку Рыбохвостка заплатила голосом, а геноведьма — жизнью.

— Закончилось, конечно, как обычно? — Гензель не скрывал разочарования. Большой знаток подобных историй, он знал несколько дюжин подобных концовок. — Они полюбили друг друга и жили вместе еще сто лет в любви и почете?

Голос геноведьмы стал прохладней. Может, всего на полградуса, но Гензель это отчетливо почувствовал. Вероятно, это был лишь порыв прохладного воздуха, донесшийся из огромных легких мясного дома?..

— Ты-то любишь скалки, Гензель?

Он смутился.

— Не то чтобы люблю… Но кое-что знаю.

— Мой брат знает все сказки на свете, — невпопад похвасталась Гретель, вытирая рукавом испачканное после трапезы лицо.

Геноведьма задумчиво провела пальцем по своему идеально очерченному подбородку.

— Не все сказки, которые рассказывают о геночарах и геноведьмах, правдивы. Люди, которые их рассказывают, часто предпочитают искажать то, чего не понимают, или изменять концовки, которые им не по вкусу. Наверно, это тоже часть человеческой природы. Они хотят, чтобы геночары выглядели загадочными и прекрасными, но совершенно не желают узнавать их подноготной. Подлинное описание процесса делает сказку скучной, а настоящие события — страшной. Если бы сказки рассказывали сами геноведьмы, никто не стал бы их слушать, а дети разбегались бы, плача…