Марица - Александра Европейцева

я явно зачем-то им нужна. И если это правда… — я сглотнула, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. — То сколько людей уже погибло из-за этого?

Демитр резко встал, подошёл ко мне и обнял. Крепко, почти до боли.

— Это не твоя вина, — прошептал он мне в волосы. — Ты не просила, чтобы за тебя убивали.

Я уткнулась лицом в его мундир и разрыдалась, выплескивая весь страх, горечь и напряжение последних дней. Слёзы текли горячими потоками по лицу. Генеральский мундир довольно быстро стал влажным, но мне было плевать. И на гордость, и на стойкость, которые я так старалась сохранить. Я дрожала, а его руки крепко держали меня, не позволяя рассыпаться на части.

— Всё будет хорошо, — он гладил мои волосы, его голос звучал глухо, но твёрдо. — Я не дам тебя в обиду.

— Я не хотела говорить… Но мы же друзья, да? — я вцепилась руками в его мундир, словно боясь, что сейчас он отпустит меня и отойдет. — А ты прав. Я не должна была от тебя что-либо скрывать. От друзей же ничего не скрывают, правда?

Я снова прижалась к нему, вдыхая запах кожи, металла и чего-то тёплого, что было только его. Впервые за долгое время я почувствовала, что не одна. Что кто-то действительно готов стоять за меня.

— Я не хочу, чтобы из-за меня гибли люди, — прошептала я.

Демитр отстранился и взял меня за подбородок, мягко, но уверенно, заставляя поднять глаза и встретиться с его взглядом. Его глаза вновь стали синими, человеческими, а пальцы были теплыми и шершавыми. Мне нравилось. Боги, как же мне это нравилось!

— Пойдём, — сказал он тихо. — Нам обоим нужно успокоиться. Выпьем чаю у костра. Предложил бы здесь, но… — генерал усмехнулся. — Нас слишком долго нет. Либо решат, что я тебя сьел, либо… И тебе придется выйти за меня замуж.

Я рассмеялась, вытерая слезы, и кивнула. Да, замуж мне пока как то не очень хотелось. А вот запустить пальцы в его волосы, прижаться, поцеловать — очень хотелось. Но это будет ошибкой. Не хочу делать больно ни себе, ни ему.

Тем временем за пологом палатки уже совсем стемнело. Лагерь погрузился в тишину, и лишь редкие огоньки костров мерцали в ночи. Кто-то из солдат, не выдержав напряжения и усталости, разошёлся спать, тихо уводя за собой товарищей. Легкие шаги и приглушённые голоса затихали, растворяясь в ночной тишине. Но у костра, чуть поодаль, ещё сидели несколько человек — наша неизменная компания в полном составе. Когда мы подошли, они замолчали и уставились на нас. Особенно на мои заплаканные глаза.

— Чай, — коротко сказал Демитр, опускаясь на бревно рядом со мной.

Вир тут же протянул ему кружку с дымящимся напитком. Генерал взял её и передал мне. Я спустила рукава, чтобы не обжечься, и обхватила ладонями горячее железо, чувствуя, как тепло проникает в пальцы.

— Всё в порядке? — осторожно спросил Вэлиар, глядя то на меня, то на Демитра.

— Да, — буркнул генерал, наливая себе чай. — Просто очень тяжелый вечер.

Тепло кружки обжигало пальцы, но я сжимала её крепче, держась как за спасительную доску посреди глубокого озера. Чай горчил полынью — кто-то, видимо, решил, что нам всем нужно успокоиться. Или забыться. А если забыться, то я бы предпочла что покрепче. Или яду. Да, определенно, яд бы меня устроил и решил все проблемы. Как мои, так и двух враждующих государств. Может у Хестала где завалялось на полке?

Я чувствовала, как на меня смотрят. Не только Демитр, чьё плечо тёплой тяжестью давило мне в бок, но и остальные — Шалос с его вечным лукавством, Вир с нахмуренными бровями, майор с неожиданной серьёзностью. Даже Сервина, обычно такая язвительная, молча кусала губу, будто пыталась решить — стоит ли плевать ядом или… проявить жалость.

Боги, только не жалость.

Я ненавидела это чувство — когда тебя разглядывают, как раненого зверька, решая, есть ли ещё шанс на выживание или уже можно добить.

— Так, — Вэлиар хлопнул ладонями по коленям, разрывая тишину. — Давайте по порядку. Ты плачешь (редкость), генерал злой (обычное дело), но при этом ты ушла уносить ему ужин, а вернулись вы уже вдвоем спустя почти час… вот такими. — Он махнул рукой в нашу сторону. — Значит, случилось что-то между «ой, всё плохо» и «мы все умрём». Может поделитесь страшной тайной?

Демитр вздохнул, поставил кружку на землю и посмотрел на меня. В его взгляде читался вопрос: «Ты уверена?»

Я кивнула, осознавая, что не могу больше держать все в себе. Мне нужно выговориться, и одного Демитра для этого, видимо, было уже мало. Слишком много случилось, слишком много мыслей. И мне до дрожи, до потери сознания стало необходимо услышать не только поддержку, но и заглушить противный голос внутри, говоривший: «Ты знаешь. Ты скрываешь. Они погибнут из-за тебя». Эти ребята стали мне почти семьёй за эти дни. Той, что я потеряла. Мы вместе рисковали, они смеялись вместе со мной, поддерживали. А я… я скрывала от них правду, которая могла стоить им жизни.

— Это война… кажется… она началась из-за меня.

И я рассказала все. Казалось, время замедлилось, пока я говорила, а вокруг костра воцарилась гнетущая тишина. Я ждала, что Демитр прервет меня, остановит, не позволит раскрыть всё до конца. Но он молчал. Осознавал ли он последствия того, что фактически позволил мне выдать государственную тайну? Не знаю. Я бросала на него тревожные взгляды, но встречала лишь грустную кривую улыбку.

— … понимаете, когда я посмотрела на карту, все стало ясно. В Иллюзионе только чистокровки. Маги всегда полагались на магию и использовали знания, которые получали от Богов или Истока. Драконы — на свою силу и огонь. Демоны — на способность манипулировать другими. По сравнению с ними люди были так слабы. И никто не замечал, что их сила в другом — в способности адаптироваться, мечтать, изобретать. Только люди были способны придумывать нечто новое. И когда человеческая кровь перемешалась во всех нас, мы тоже получили эту способность — придумывать новое, мечтать. И если корт Себанарама, будучи человеком, просто повторяет то, что уже было… То это не корт.

Гондера первой нарушила молчание.

— Так вот почему ты так странно себя вела, — прошептала она, глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Все эти свитки,