Кристофер Сташеф - Здесь водятся чудовища

— Ни в коем случае — там, на холме, наше спасение!

— Звезды падают с неба, потому что я не вижу твоих глаз, светлых путеводных маяков, которые ведут меня по жизни! Ты уносишь с собой свет, моя радость" как жить дальше? Куда мне идти, я слепну, оглянись, одари на прощание взором. Без этих звезд я буду бродить остаток жизни, заблудившись в сумерках!

— Не слушайте его! — приказала Корделия — вернее, она хотела, чтобы это прозвучало как приказ, но получился, скорее, жалобный стон. Все ее чувства смешались, она ощутила страшную слабость, будто разрывает с чем-то важным и дорогим, что было частью ее жизни, но, тем не менее, не переставала твердить:

— Не обращайте на него внимания, скачите!

Затем уголком глаза она заметила, что Ален бежит за ней и не выдержала, издав вопль отчаяния.

— Мы заблудились, — наскочила со стороны Ртуть. — Придется поворачивать в его сторону! Не смотрите ему в глаза, леди, и не слушайте того, что он говорит!

— Не стану, — пробормотала Алуэтта дрожащим голосом. — Но мой жених не отвечает!

— Да поможет им Небо — представляю, что с ними сейчас!

Наконец им удалось найти верный путь на склон.

Позади все еще доносились слова:

— Трава потемнела, и листья ссохлись в печали, и реки обмелели, повязнув в иле, когда ты ушла, и последние жизненные силы иссякли и оставили меня! Вернись, о, вернись, возлюбленная, без тебя нет жизни на этой земле!

— Держитесь от него подальше, леди! — без устали предупреждала Ртуть. — Он лезет нам в душу!

— Эй! — раздался пронзительный клич.

Ее жених уже потянулся к поводьям, но птица упала с неба, мелькнув перед глазами скакуна, и жених отшатнулся, вскрикнув. Ртуть заставила себя не поворачиваться, уводя животное вперед по склону. — Спасибо птице! Откуда только она взялась?

— Кра! С дерева! Принесла на хвосте совет тебе и твоим компаньонам, атаманша! — Птица опустилась между ушей лошади. Лошадь дернула головой: птица вспорхнула, но тут же уселась обратно. — Даже птичьим мозгам понятно, что тебе нужен совет, чтобы отвязаться от преследований этого навязчивого парня.

Растерянно моргая. Ртуть смотрела на говорящую сороку. Та самая сорока, что наблюдала за ними с дерева.

— Мы видели, как вы от него удирали!

— Скажи нам, заклинаю тебя, — прокричала Алуэтта. — Что за манеры у этого существа? Откуда оно вообще взялось, почему оно может быть тремя женихами одновременно?

— Это волшебное существо, — отвечала сорока, — поскольку он ганконер.

Алуэтта с Корделией удивленно замерли, а Ртуть нахмурилась, наморщив лоб:

— Что еще за ганконер?

— Обманщик — соблазнитель.

Повернув головку в сторону, сорока раскрыла клюв так, что это напоминало нахальную улыбку. — Деревенские девушки называют его заговорщиком зубов, болталом, ухажером и многих из них он допекал на ложе, заманивал в постель, а потом они его до конца жизни помнили!

— Ложью и обманом? — Ртуть заскрипела зубами.

— И не только. Он умеет напускать странные чары на глупеньких дурочек, которые носят своих цыплят в себе, вместо того, чтобы откладывать яйца как все приличные люди, — отвечала птица.

— Ганконер — любовный соблазнитель! — в страхе воскликнула Корделия, хватаясь за сердце. Она злобно повернулась к молодому человеку. — И скольких же ты сбил с панталыку молочниц и пастушек, повеса? Сколько из них навсегда потеряли покой? Скольких ты лишил семейного счастья своими льстивыми речами и обжигающими ласками?

— Эти ласки приносят радость, которой нет границ, — сказал ей Ален, — и если она более не ощутит восторга в смертном, после того как узнает меня, так это потому, что я показываю ей такие высоты экстаза, каких вовек не достичь деревенскому заморышу. И близко не подойти! Так пойдем же со мной, приляжем, и я подарю тебе ласки, которых ты никогда в жизни не знала — и которых тебе не подарит никто другой! Вспоминая о них, ты будешь готова отдать всю жизнь свою за час со мной.

— И всю жизнь заложить за эти считанные минуты! — вспыхнула Корделия. — Сколько женщин ты обокрал, сколько жизней сгубил на корню? Но сегодня не твой день, любовный трепач, поскольку ты встретил не одинокую девушку, а сразу троих одиноких девушек! С единой целью — отомстить за наших сестер!

В гневе она готова была разорвать его когтями.

— Вот как, ты хочешь направить их против меня? — Из-за холма показался Грегори. Он взбирался по склону, устремляясь к ней, распахнув руки, готовый ее обнять.

«Иди сюда», — предательски прозвучал голос в сознании. И она заставила себя отвернуться. Голос лип к ней, привлекал к себе.

Ртуть затрепетала при виде приближающегося Джеффри, который, протягивая к ней руки, воскликнул с мольбой:

— Убери меч, пусть ничто не разделяет нас и ничего не будет между нами.

Ртуть стала разворачивать лошадь, но та упиралась, словно чувствуя, что за спиной у нее существо необычной, неземной породы.

— Сейчас мы встретимся клинком к клинку и пусть он выбьет у меня оружие из руки, если сможет!

Однако неведомая сила удерживала ее, пытаясь повернуть лицом к нему, всеми фибрами души крича в ней о любви. Как она ни противостояла этому, голова, тем не менее, упрямо поворачивалась. Хотя внутренний голос кричал тревожно:

«Опасность! Убегай, пока не поздно! Уноси скорее ноги! Не подпускай его, или ты никогда уже не сможешь полюбить человека!»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Когда голова Ртути все-таки повернулась, перед ней снова появилась сорока — но в этот раз клюв ее не был распахнут от смеха — в нем было два больших катышка. Вспрыгнув ей на руку, она выбросила содержимое клюва на ладонь.

— Что это?

— Шерсть, мадемуазель!

— Шерсть?

— Это очески из шерсти самой красивой овечки!

Заткните ими уши, и вы больше не услышите соблазнителя, не услышите его льстивых уговоров, он потеряет власть над вами и вы будете свободны, без труда избежав его чар!

Трясущимися руками Ртуть заткнула уши комочками шерсти тонкорунной овцы — и голос ганконера немедленно стих, превратившись в невнятное бормотание, едва слышное сквозь удары пульса в голове.

Сорока снова по-птичьи ухмыльнулась, и, взмахнув крыльями, была такова. Через несколько секунд она вернулась, вертясь рядом с Корделией. Ртуть закричала ей:

— Быстрее! Заткни уши этими шариками, они освободят нас от чар!

Ганконер уже повернулся к Корделии, умоляя ее не сдерживать желания, но та ловко воткнула затычки в свои прелестные ушки, которыми он заклинал слушать его и подчиняться ему. На лице Корделии тут же появилось облегчение. И в третий раз сорока, появившись неведомо откуда, выпорхнула перед Алуэттой, которая немедленно взяла затычки и употребила их по назначению.