Джозеф Дилейни - Секрет Ведьмака

Внезапно в воздухе над нашими головами зазвонил колокол. Звук был низкий, скорбный — как если бы созывал родственников и друзей усопшего на похороны — и такой громкий, что завибрировал стол. Я почувствовал, как под ногами резонируют плиты пола. Колокол пробил девять раз, каждый удар был слабее предыдущего. По окончании послышались три громких стука по столу. Я смутно видел в темноте силуэт Моргана, и, насколько я мог судить, он не двигался. Потом три стука повторились, на этот раз гораздо громче. Тяжелый медный подсвечник упал, покатился по столу и рухнул на пол.

Наступила мучительная, напряженная тишина; чувство было такое, словно барабанные перепонки вот-вот лопнут. Я затаил дыхание, но слышал лишь биение собственного сердца и биение крови в висках. Странный холод усилился. И тут Морган заговорил.

— Сестра моя, услышь меня! — приказал он.

Сначала раздался звук капающей воды — как будто в потолке образовалась дыра, и оттуда в центр стола, где стояла свеча, закапала вода.

И потом зазвучал голос. Казалось, он исходит изо рта Моргана. Клянусь, его челюсть двигалась — я различал очертания его головы. Однако голос был высокий, девичий; вряд ли взрослый мужчина способен издавать такие звуки.

— Оставь меня! Дай мне покой!

Звук капающей воды стал громче, послышался слабый плеск, как будто на столе уже образовалась лужа.

— Оставлю — если будешь повиноваться мне! — воскликнул Морган. — Я хочу поговорить с другим человеком. Приведи его сюда и можешь возвращаться, откуда пришла. Здесь со мной мальчик. Ты его видишь?

— Да, вижу, — ответил девичий голос. — Он недавно потерял кого-то. Я чувствую его печаль.

— Мальчика зовут Томас Уорд. Он оплакивает отца. Приведи сюда дух его отца!

Холод пошел на убыль, вода перестала капать. Я просто ушам своим не поверил. Неужели Морган в самом деле собирается вызвать дух папы? Я почувствовал, как в душе нарастает возмущение.

— Хочешь еще раз поговорить со своим отцом? — требовательно спросил Морган. — Я уже разговаривал с ним. Он сказал, что все твои братья собрались у его смертного одра, чтобы попрощаться с ним — кроме тебя, и что ты даже не был на похоронах. Это очень огорчило его. Очень. Теперь у тебя есть шанс исправить это.

Я был потрясен. Как Морган мог узнать о том, что произошло? Выходит, он и правда вызывал дух папы…

— Это не моя вина! — сердито, взволнованно воскликнул я. — Письмо не дошло до меня вовремя.

— Ну, теперь можешь объяснить ему это сам.

Снова начал сгущаться холод, снова челюсть Моргана задвигалась, и послышался голос, но, к моему огорчению и ужасу, это был папин голос. Тут я ошибиться не мог — так точно подражать его голосу не смог бы никто. В кресле на другом конце стола сидел мой папа!

— Так темно! — воскликнул он. — Я даже не вижу собственных рук. Пожалуйста, кто-нибудь, зажгите свечу. Зажгите свечу, чтобы я мог спастись!

Я пришел в ужас при мысли о том, как испуган и одинок папа. Мне хотелось окликнуть, успокоить его, но Морган заговорил раньше.

— Разве ты можешь спастись? — глубоким, мощным, властным голосом произнес он. — Разве может такой грешник найти дорогу к свету? Грешник, который всегда работал в день господний?

— О, прости меня! Прости меня, Господи! — воскликнул папа. — Я был фермером, у меня всегда хватало работы. Я стирал пальцы до костей, но все равно никогда не успевал переделать всех дел. Нужно было кормить семью. Но я всегда платил церковную десятину, отдавал церкви все, что положено. И всегда верил, воистину верил. И учил своих сыновей отличать добро от зла. Делал все, что должен делать отец.

— Один из твоих сыновей сейчас здесь, — сказал Морган. — Хочешь поговорить с ним в последний раз?

— Пожалуйста, пожалуйста! Да! Позволь мне поговорить с ним. Это Джек? Я многое не успел сказать ему, пока был жив.

— Нет. Джека здесь нет. Это твой младший сын, Том.

— Том! Том! Ты здесь? Это правда ты?

— Это я, папа! Это я!

В горле стоял ком. Мысль о папе, страдающем в беспросветной тьме, была невыносима. Чем он заслужил такое?

— Прости, что не успел домой вовремя. Прости, что не был на твоих похоронах. Письмо доставили слишком поздно. Скажи мне то, что хотел сказать Джеку. Я передам ему твои слова. — На глаза навернулись слезы.

— Скажи Джеку, я сожалею, что так получилось с фермой. Что я не оставил все ему. Он старший сын, и она принадлежит ему по праву рождения. Но я послушался вашей мамы. Скажи ему, я сожалею, что оставил тебе эту комнату.

Сейчас слезы струились по моему лицу. Значит, папа и мама спорили из-за комнаты! Мне было больно и горько слышать это. Больше всего мне хотелось заверить папу, что я все исправлю, отдав комнату Джеку, но я не мог: с маминой волей тоже приходилось считаться. Сначала я должен поговорить с ней. Однако сейчас следовало попытаться успокоить папу.

— Не беспокойся, папа! Все будет хорошо. Я поговорю с Джеком насчет комнаты. Никаких неприятностей в семье из-за нее не будет. Не волнуйся.

— Ты славный парень, Том, — с признательностью в голосе сказал папа.

— Славный парень! — прервал его Морган. — Как он может быть славным парнем? Ты же отдал его ведьмаку! Семь сыновей у тебя родилось, однако ни одного ты не подарил церкви!

— Ох, мне жаль, мне очень жаль! — с болью в голосе ответил папа. — Но ни у одного из моих ребят не было к этому призвания. Никто не хотел стать священником. Я старался для каждого подыскать хорошее ремесло, и когда подошла очередь младшего, его мама настояла, чтобы он стал учеником ведьмака. Я был против, и из-за этого мы спорили так часто, как никогда прежде. Но в конце концов я уступил, потому что любил ее и не мог противиться тому, к чему лежало ее сердце. Прости меня! Я проявил слабость, поставил смертную любовь выше своего долга перед Господом!

— Да, именно это ты и сделал! — загремел Морган. — И нет тебе за то прощения, и теперь ты обречен на муки ада. Чувствуешь, как пламя начинает лизать твою плоть? Чувствуешь, как нарастает жар?

— Нет, Господи! Пожалуйста! Пожалуйста! Эта мука невыносима! Пожалуйста, пощади меня. Я сделаю все, что угодно! Все!

Я вскочил, дрожа от ярости. Что Морган творит с папой?! Заставляет его поверить, что он в аду. Заставляет испытывать ужасную боль. Я не мог допустить, чтобы это продолжалось.

— Не слушай его, папа! — закричал я. — Там нет пламени. Там нет боли. Уходи с миром! Уходи с миром! Иди к свету! Иди к свету!