Кристофер Сташеф - Мудрец

Фраза оборвалась, и в глазах верзилы появилось понимание. Миротворец ответил ему взглядом и торжественно кивнул:

— Да, Кьюлаэра. Твое нынешнее поражение связано не только с магией Йокота.

— То есть, — медленно сказал Кьюлаэра, — если бы я не нарушил твой запрет на драки, я бы не был побежден.

— И это тоже, но это не все, — безразлично отозвался Миротворец.

— И еще меня погубила моя наглость.

— Да! — В голосе Миротворца появилось удовлетворение. — Всегда найдется кто-то сильнее, чтобы помучить мучителя, Кьюлаэра.

Во взгляде Кьюлаэры мелькнуло сомнение.

— Не может быть, чтобы правила защищали не только Йокота, но и меня!

— Они защищают вас обоих, — подтвердил Миротворец, но объяснять не стал. Он просто молча сидел, наблюдал и ждал.

Молчание это пугало Кьюлаэру не меньше, чем гнев мудреца. Воин мрачно думал над загадкой.

— Не будь я столь жесток по отношению к окружающим, когда я был сильнее всех, они не были бы жестоки со мной теперь?

— Эти трое не были бы.

— Но я знал таких людей, которые были! — выпалил Кьюлаэра. — И даже женщин! Я был жесток лишь с одним или двумя, и, конечно, не больше других мальчиков — я даже помогал другим и защищал их! А они все равно обращались со мной бессердечно!

— Эти люди не знали, как бывает другим больно от такой жестокости, — объяснил Миротворец. — Они сами не пострадали от нее.

Кьюлаэра некоторое время разглядывал его, а потом сказал:

— А Китишейн и гномы пострадали?

Миротворец кивнул.

— От меня?

— Не только, — возразил старик. — Я по крупицам собирал случайные намеки, собрал и сделал выводы. Каждый из них так или иначе отведал в своей деревне столько же жестокости, сколько и ты, Кьюлаэра. Поэтому ты можешь на них рассчитывать, хоть и немного случалось тебе встречать людей, в которых ты мог бы быть уверен.

Кьюлаэра не сводил с него глаз.

— Мог бы.

Старик кивнул.

— Но только до того, как поиздевался над ними.

— И даже сейчас, — сказал Миротворец, — если они поверят, что ты не станешь снова жесток, когда обретешь силу.

Кьюлаэра отвернулся.

— Не уверен, что у меня это получится. — И добавил очень неохотно:

— Не уверен, что не захочу стать жестоким.

— Тогда подожди, пока наберешься этой уверенности.

Кьюлаэра снова посмотрел на старика.

— То есть пока мне еще не поздно встать под защиту правил и жить по ним.

— Пока время есть, — кивнул старик, — но должен тебе сказать, что правила эти — не какие-то мои собственные выдумки. Это законы, управляющие любыми людьми, и я обучил тебя пока еще не всем. Без этих правил все деревни, все племена либо распались бы, либо перебили бы друг друга.

— А другие правила есть? — спросил Кьюлаэра, но старик лишь улыбнулся и покачал головой:

— Это тебе придется понять самому, Кьюлаэра. Хотя могу тебе сказать, что их не так уж много.

— Даже из тех, что ты мне рассказал, не все мне понятно, — проворчал Кьюлаэра. — Зачем нужно такое правило, что сильный должен защищать слабого? По этому правилу получается, что исполняющие его будут защищать меня, когда я ослабну?

— Это одно из его следствий, — подтвердил Миротворец.

На следующий день все были подозрительно спокойны. Йокот шел вперед, насупившись, опустив глаза. Он то и дело останавливался и что-то подбирал: то камень необычной формы или странного оттенка, то несколько травинок, из которых на ходу сплетал веревку, то гибкий прут, который засовывал за пояс, то стебель тростника, — но Луа поняла, в чем дело: собирая эту ерунду, он оправдывал свои опущенные глаза и серьезный, даже мрачный вид. Луа наблюдала за ним, и глаза ее наполнялись слезами, но стоило ей шагнуть к Йокоту, она встречала на себе взгляд Миротворца, и тот предостерегающе качал головой.

Несколько недель они неуклонно шли на север по земле, где не осталось никаких следов человеческого жилья, кроме пепелищ, без присмотра бродящих коровьих стад, свиней и собак, быстро вернувшихся назад, к дикости.

Когда они в первый раз повстречали такую сожженную деревню, Луа была ошеломлена, в глазах Йокота загорелся гнев и даже Кьюлаэру пробрал озноб при виде поз, в которых лежали найденные ими скелеты.

— Что здесь произошло? — воскликнула Китишейн.

— Люди Боленкара прошли по этим деревням, — мрачно объяснил Миротворец. — Они нашли повод, чтобы разжечь войну между соседями, потом между родами, потом между деревнями, а потом победившие сразились друг с другом, и теперь земля поделена между несколькими небольшими городами, хранящими шаткое перемирие, и каждый только и ждет подходящего момента, чтобы напасть на других.

— И нет способа изменить это?

Старик пожал плечами:

— Уничтожить людей Боленкара.

— Тогда давайте сделаем это!

Но мудрец покачал головой:

— Мы пока недостаточно сильны. Сейчас его приспешники творят свои дела в южных городах, совращают степных кочевников, и скоро они объединятся и придут, чтобы завоевать эту землю. Войска разобьют друг друга в пух и прах, равнины будут усеяны трупами и ранеными.

Даже Кьюлаэра побледнел, услышав о таком жутком смертоубийстве, но решительно заявил:

— И поделом.

— Они не заслужили такого, потому что, не растревожь их эти искусители и не наболтай им, что всякий из них имеет право властвовать над другими, они жили бы вполне мирно. — Миротворец пристально посмотрел на Кьюлаэру. — Разве ты не положил этому конец, если бы мог?

Кьюлаэра начал было отвечать, но прикусил язык, вспомнив, что надо следить за настроением старика.

— Кто они мне, Миротворец? Да они бы наверняка изгнали меня, если бы я родился среди них. Какое мне дело до них?

Старик не спускал глаз с лица верзилы. Кивнув, он сказал:

— Это тебе еще предстоит понять.

Он не сказал, как и зачем ему это придется понять, а молча вывел всех из деревни и повел на север. Никакими силами Кьюлаэре не удалось выудить у Миротворца ответ, а когда он почувствовал, что сегодня мудрец настроен терпеливо, он осмелел настолько, чтобы позлорадствовать:

— Похоже, ты считаешь, что я должен переживать из-за чужих бед, считать их своими! Чего ради мне это нужно?

Миротворец остановился и смерил его долгим, проникновенным взглядом. Лицо его было столь мрачным, что у Кьюлаэры сердце ушло в пятки и он приготовился драться, хоть и понимал, что будет побит и наказан. Но Миротворец просто сказал:

— Это ты можешь узнать только на собственном опыте.

Он отвернулся, и Кьюлаэра пошел дальше молча, умирая от желания спросить, что это значит, но, не теряя осторожности, сдерживался.

Он все понял, когда они добрались до утеса. Утес встал у них на пути, преградил тропу. Они шли по слабому звериному следу в том направлении, где, как они думали, располагался горный кряж, по следу, свернувшему неожиданно в сторону, к источнику, бившему из расщелины, сбегавшему вниз и брызгами падавшему с высоты. Миротворец остановился и подал знак остальным. Кьюлаэра был рад любой остановке, он со вздохом скинул мешки, Йокот пристально осматривался сквозь очки.