Наталия Осояну - Завеса теней

Деваться было некуда, и она вошла…

— А-а, вот и моя любимая дочь! — Арнульф ещё не был пьян, лишь слегка захмелел. В такие минуты он становился очень добрым и мог исполнить любое желание — только Клариссе отчего-то не хотелось этим пользоваться. — Иди, иди сюда, моя радость! Бертрам, будь добр, подвинься — я хочу сегодня, чтобы Клэр сидела рядом со мной…

Во взгляде владетеля Изора отразилось легкое недоумение; если бы Кларисса посмотрела в этот миг на свою мачеху, то увидела бы, что та с трудом сдерживает ярость — для хладнокровной Эуфемии это было нечто из ряда вон выходящее. Но девушка была слишком рада нежданному везению и не замечала ничего вокруг.

Пир продолжался. То и дело кто-нибудь вставал и произносил тост в честь ноблессы, а она горделиво кивала и изредка улыбалась. Потом гостей вновь развлекали жонглеры и фокусники. После каждого трюка следовало непременное разоблачение, и духовник Арнульфа, брат Джок, удовлетворенно усмехался — в ином случае он был бы вынужден устроить Священный суд, и для незадачливого фокусника этот пир стал бы последним.

Когда беспокойство прошло, Кларисса заскучала. Поначалу Арнульф и Бертрам переговаривались через неё, обсуждая положение при дворе Его Величества Бенедикта IV, после принялись спорить о каком-то участке земли. Девушка ощущала себя меж двух огней: Арнульф и слова не сказал о помолвке, а Изорский нобиль, хоть и не подавал виду, только этого и ждал.

А вино лилось рекой…

— Клэр, — вдруг промолвил отец, — я должен был с тобой кое-что обсудить… но не успел. И что теперь делать, спрашивается?

Она замерла.

— Можно было бы все решить сейчас, — нобиль задумался. От съеденного и выпитого у него раскраснелись щеки, но Арнульф изо всех сил старался сохранить ясность мыслей. — Но… нет, такие вещи наспех не делаются. Ты слышишь меня, Эуфемия? Я решил… что сегодня ничего решать не буду. Отложим на потом.

— Это не… — начала Эуфемия, но Арнульф взмахнул рукой, приказывая жене замолчать.

И пир завертелся с новой силой…

Кларисса в совершенном смятении разглядывала узоры на серебряном кубке и не могла заставить себя прикоснуться к еде. Она мечтала, чтобы случай помешал тому, что задумала мачеха — и вот он, случай… только легче почему-то не стало.

Неожиданно её внимание привлек странный разговор между отцом и его дворецким.

— …служитель Церкви, — шептал дворецкий на ухо Арнульфу. — С ним трактирщик и какой-то бродяга, говорит — музыкант, скрипач…

— Так пусть войдут! — нобиль икнул. — Цер-рковь об’жать низзя!

— Да, но с ними чудовище!! — жалобно возразил дворецкий не в первый раз.

— Пусть войдут! — упрямо повторил Арнульф.

…и когда новые гости появились в зале, он тотчас протрезвел, равно как и многие другие из пирующих. Наступила тишина.

Инквизитор в поношенной коричневой рясе шел впереди и остановился только перед самым столом в высокой части зала, но все взгляды были прикованы не к нему, а к существу, что плелось следом, припадая на правую ногу.

К существу, которое явилось то ли из сказок, то ли из ночных кошмаров…

— Я, Арнульф, приветствую тебя, святой отец! — провозгласил нобиль. Кроме лихорадочного блеска в глазах, ничего не говорило о количестве кувшинов, которое он опустошил незадолго до этого. — Рад дать тебе приют под своей крышей… но что за создание ты привел с собой?!

— Я, Иеронимус, с радостью приму твой дар, — инквизитор откинул капюшон. — Это существо — мой пленник, чародей из Ирмегарда, Эльмо по прозвищу Птаха. Я оказался в твоих владениях случайно, нобиль. Мы следовали в Вальтен, и моя лошадь захромала… остановившись в трактире, я ненароком узнал об очень неприятном событии, которое произошло почти у самых стен твоего замка. И решил узнать, отчего не предпринимаются меры…

Церковник говорил медленно, и Клариссе показалось, что он смертельно устал.

— О чем ты говоришь, отче? — нахмурился нобиль.

— Я узнал, — сказал Иеронимус, — что сегодня пропала девушка, и её до сих пор не нашли. Ещё я узнал, что за последние три дня это уже третья пропавшая. Все они примерно одного возраста и схожи друг с другом лицом и фигурой. Это дает мне основания полагать, что в деревне появился колдун…

— Насколько мне известно, единственного колдуна в округе ты привел с собой, — ответствовал Арнульф. Хмель выветрился из его головы без остатка. — Первая из пропавших — слабоумная, постоянно уходит в лес, однажды провела там все лето. Вторая — родом из соседней деревни, я послал туда гонца, чтобы разузнать, не появлялась ли девушка у родителей. Третья… согласен, это уже странно. Как видишь, святой отец, мне все известно. Но я бы не стал никого подозревать в колдовстве.

— Тебе и не следует этого делать, — инквизитор провел рукой по лицу, точно вытирая пот. — Для этого есть Церковь… но вот что ты обязан знать, так это праздники, на которых гуляют все жители деревни. Известно ли тебе, что сегодня в трактире намечалось пиршество?

— Да, — нобиль расслабился, но Иеронимус этого не заметил и продолжил:

— А известно ли тебе, какой сегодня день?

— Известно, — Арнульф улыбнулся, наклонился и поцеловал руку жены. — Сегодня день, когда на свет появилась моя дражайшая супруга… и вся деревня радуется этому ничуть не меньше, чем я. Потому и празднует…

Инквизитор опустил голову: он попал впросак и не знал, что сказать. Не желая заполучить себе влиятельного врага среди церковников, Арнульф поспешил выйти из неловкого положения:

— А скажите-ка мне, отче, не опасно ли было приводить сюда это… существо?

Иеронимус поднял правую руку, показывая инквизиторский перстень.

— Он связан волей Единого, Изначального и совершенно не опасен. Мало того, он подчиняется всем моим приказам.

— Всем? — Бертрам наклонился вперед, желая рассмотреть чудовище получше. — Очень любопытно, — в улыбке Изорского нобиля проскользнуло что-то кровожадное. — И он даже в колодец прыгнет?

— Мне приказано доставить его в Вальтен живым и, по возможности, невредимым, — инквизитор посуровел. — У Церкви нет нужды в бессмысленной жестокости.

— Я достаточно хорошо знаком с делами Церкви, — улыбка Бертрама стала ещё шире. — А с вашими делами, милейший отче Иеронимус, я знаком ещё лучше. От лица моего дяди, Верховного инквизитора Жерара, интересуюсь ещё раз: так эта тварь и впрямь подчиняется всем приказам?

— Да, — сказал церковник, и что-то в его лице изменилось.

…а чудовище стояло спокойно, не шевелясь. «Интересно, — подумала Кларисса, — в Ирмегарде все чародеи такие страшные, или только этот?»