Скованная льдом - Нина Черная

после себя. Баба Нюра, наша знахарка, сдавать в последнее время стала, болела часто. Теперь ей некого врачеванию учить.

Я стиснула зубы, проклиная глупый обычай и Черного бога одновременно. Не то, чтобы я действительно верила в богов, ведь никто воочию их не видел. Только по погоде определяли, что боги отзываются на молитвы, да по удачам и неудачам, которые простому люду сопутствовали.

Я сама почти не молилась, рассчитывала только на свои силы. Теперь же призадумалась, перед кем из них унизиться, чтобы живой выбраться. Я ведь склонялась к тому, что девушки либо замерзали в зимнем лесу насмерть, либо их съедали дикие звери. От одних мыслей о подобной участи для себя, тело сотрясала нервная дрожь, а сознание накрыла волна ужаса.

Но мысли мыслями, а сани все дальше увозили нас от родной деревни. Чем ближе мы подбирались к лесу, тем градус волнения повышался, и только меня начало клонить в сон. Мерная тряска укачала, а родной запах невольно расслабил, поэтому я то и дело клевала носом и зевала в варежку.

Лес предстал пред нами ледяной громадой, нависающей со всех сторон облепленными снегом ветвями. Снег искрился, переливался и заставлял сердце восторженно замирать, как в детстве. Будто я не на смерть иду, а еду в волшебную сказку на экскурсию.

В Заколдованном лесу я не была ни разу. Да и мало кто из деревенских сюда совался. За грибами-ягодами, да на охоту на мелкого зверя, ходили в тот, что стеной стоял с южной стороны деревни, через него шла широкая дорога до столицы, где заседал царь-батюшка, да дворяне-бояре. А в Заколдованный лес из наших ходили только перевозчики. Но они брали крупную сумму за риск. Вот и отцу, наверное, хорошо заплатили. Будет Марфе новая шубка. Я невесело улыбнулась, вспомнив сестру. Как они там с мачехой? Радуются, что я мешаться им под ногами не буду, или сокрушаются, что некому теперь большую часть хозяйских дел на себя взвалить?

Хруст веток отвлек меня от размышлений. Я вздрогнула от неожиданности, когда над головой, почти касаясь платка крыльями, спикировал огромный ворон. Смоляной, почти метр в длину. Он приземлился на поваленное дерево, переступил с лапы на лапу и громко каркнул. Мои соседки вскрикнули и закрыли лица руками. Такие трусихи?

А я отчего-то залюбовалась. Перья ворона топорщились от поднявшегося ветра, блестели на солнце. Мощный клюв мог, наверное, пробить и камень. Невольно улыбнулась, но, встретившись со взглядом темных глаз, опустила голову вниз, на свои варежки. Сердце отчего-то забилось сильно-сильно, а к щекам прилил жар, будто я совершила что-то постыдное, недозволенное.

Сани увозили нас все глубже в лес, а ворон так и остался сидеть на дереве, провожая нас взглядом. Я не выдержала, посмотрела из-под опущенных ресниц.

Становилось темнее и холоднее, хоть на дворе и стояло раннее утро. Кроме ворона в лесу зверья не обнаружилось, природа здесь будто застыла, уснула под снегом, даже следов лап или валенок в глубоких сугробах не угадывалось. Я поежилась, ассоциации сложились не самые радужные: холодное и мертвое кладбище для нас. Хоть и красота вокруг.

* * *

Сколько мы еще проехали, я не определила, но конечности от почти неподвижного сидения стали мерзнуть, а зубы стучать. Я старалась не подавать вида, что ощущала дискомфорт, а соседки возмущенно перешептывались. Они недовольно морщили носики и бросали злые взгляды на сгорбленную спину отца.

— А давайте убежим? — вдруг еле слышно прошептала Веселинка, — Старик едет медленно, мы успеем спрыгнуть, да схорониться за сугробом. А там до соседней деревни к ночи доберемся.

Яра приободрилась, явно поддерживая бунтарку, а Тихослава нахмурилась.

— И навлечем беду на все деревни, — проронила я.

Веселина смерила меня презрительным взглядом и вздернула носик, а Яра засомневалась.

— Или вы считаете, что староста Вяземок не выдаст нас царю-батюшке? — продолжила я ядовито, — тогда нас ждет казнь, а так есть призрачный шанс на спасение. Вдруг, Черный бог пожалеет несчастных, да отпустит с миром?

— За двадцать лет он кого-нибудь отпускал? — в тон мне ответила Тихослава.

— Не известно, — пожала я плечами, внутренне соглашаясь с тем, что аргумент так себе.

Пока мы препирались, сани замедлили свой ход и вскоре остановились.

— Приехали, — раздался надтреснутый голос отца, он тяжело спрыгнул с саней и протянул руку нам, чтобы помочь спуститься.

Мы оказались на маленькой поляне, окруженной буреломом и скрюченными ветками кустарников, они напоминали клетку. Как раз для даров злому богу. Ствол одного из деревьев показался мне светлее остальных, как раз в районе наших поясниц.

Невольно сглотнула вязкую слюну, а в душе поселилось трусливое желание сбежать. Я отчаянно не желала оказаться прикованной к дереву. Девушки тоже переминались с ноги на ногу, прятали руки и кусали губы. Отец горько вздохнул и в молчании отвел нас к дереву.

— Я не буду вас привязывать, — сообщил он понуро, когда мы подошли вплотную к стволу, — но и отпустить не могу.

Веселинка, открывшая было радостно рот, посмотрела на отца исподлобья, я заметила, что она сжала руки в кулаки. Но, каким бы слабым не выглядел мой отец, я не обманывалась его внешним видом. Он, все же, работал всю жизнь руками — валил и обрабатывал деревья, создавал мебель исключительной красоты. Что ему три малолетние девчонки сделать могут?

Я грустно улыбнулась и нежно обняла отца за шею. Тот замер от удивления, но, спустя секунду, прижал так сильно к себе, что кости захрустели. Но, к сожалению, выпустил слишком быстро, отошел к саням, в глазах его сверкнули слезы. Молчаливо залез в сани и, развернув лошадь, отправился в обратную дорогу. А мы остались, окруженные стеной из льда и снега, без возможности согреться.

Сердце болезненно сжалось, а по щекам покатились слезы. Только они на половине пути оборачивались льдинками, так холодно вокруг стало.

— Давайте выбираться, — предложила Веселинка, когда сани отца скрылись за дальним поворотом.

Яра быстро на это закивала, приплясывая от холода, Тихослава поджала губы, но в ее глазах виделось согласие. Я же медлила, не хотелось проблем родной деревне. Если не останется никого, то бог может и осерчать, наслать на деревню погибель.

— Идите, — самоотверженно сообщила я, отходя ближе к ритуальному дереву, — я вас прикрою.

— Ты совсем шальная? — округлила глаза Яра, смотря на меня, как на сумасшедшую.

— Кто-то должен остаться, — вздохнула я горько, — иначе беде быть.

— Почему ты? — спросила вдруг Слава, пока Яра и Веселинка радовались про себя.

— Потому что жизни мне дома не будет, если я вернусь, а у вас есть шанс, — голос срывался от страха