Скованная льдом - Нина Черная

кашу, да доставать из погреба соленья. Марфа бодро зашагала рядом, болтая о привычной ерунде.

В сенях скинула задубевший от снега тулуп и валенки, по телу неприятно закололо тепло, отдаваясь сильной болью в кончиках пальцах и лице. Будто зубы чинить ходила к нашей знахарке, а она снадобьем потчевала, которое отбивает все чувства.

На ужине за столом повисло тягостное молчание, Марфа непонимающе переводила озадаченный взгляд с отца на мачеху и обратно, я, как обычно, поела скорее всех и отошла к мойке, заняла руки грязной посудой, чтобы не видеть глубокую складку на лбу отца, его обреченность в глазах и злость во взгляде мачехи. Кажется, моя судьба в этот раз решена окончательно, папа мне не помощник. Один раз он не дал выгнать меня из дому. Теперь я старше и могу постоять за себя, если придется.

По крайней мере надеюсь, что смогу.

— Настенька, — обратился ко мне отец, когда вечерние дела закончились, мачеха с мигренью укрылась в своей комнате, а Марфа отправилась с подружками на традиционные посиделки, — мне надо поговорить с тобой.

— Это обязательно? — на губах против воли растянулась горькая улыбка, а руки пришлось прятать в карманы домашнего платья, они заметно подрагивали от напряжения.

Я привыкла скрывать свои чувства от дорогого мне человека. Зачем создавать ему лишние переживания? Жизнь с мачехой и так не сахар.

— Да, доченька, — отец тяжело вздохнул и указал на стул напротив, видимо, говорить он собирался долго.

Я послушно села, замирая внутренне. С болью я уже смирилась, но вот соглашаться со своей участью отчаянно не хотела. Мне всего девятнадцать, мне рано умирать. В мечтах, которые я запрятала глубоко внутри, я рисовала скорую свадьбу с одним из приезжих купеческих сыновей. Уехать из родной деревни хоть на край света. Только сердце щемило тоской заранее, страшно было бросать отца одного на растерзание мачехи и Марфы, они его в бараний рог без меня скрутят. Теперь внутри расползлось странное безразличие, даже злорадство, но я затыкала его изо всех сил.

— Дело тут такое, — продолжил он, но замялся, не зная, как сообщить мне, что ему повелели меня на казнь вести.

— Не объясняй, отец, — фраза прозвучала сухо, хлестко, родитель бросил на меня быстрый взгляд и как-то весь сжался, уменьшился в размерах, — я знаю, что до нашей деревни дошел указ. Мачеха днем осчастливила. Скажи мне, когда нас повезут в Заколдованный лес и кто?

Отец опустил взгляд на свои руки, которые он сцепил в замок перед собой. Я невольно остановила на них взгляд: большими пальцами отец растирал косточки, надавливая со всей силы От такого действия на потревоженных местах проступали красноватые следы. Я не стала останавливать его акт самобичевания, молчаливо ждала ответа.

— Послезавтра, родная, — выдохнул он, наконец, голос сорвался, а на щеке родителя я заметила соленую жидкость, — повезу вас я.

Жесткий ком застрял в горле от такой новости, я же ничего не успею. Душа все рвалась в поисках спасения, надежды, но его не было, как не осталось и веры в непоколебимую уверенность в отце. Он сегодня стал для меня почти таким же чужим, как мать, что бросила в младенчестве.

— И сколько таких счастливиц? — чтобы скрыть горькие слезы, я пустила в голос привычный цинизм, который использовала только в общении с Марфой и мачехой.

— Трое, — отец не заметил моего тона, прячась в скорлупе из вины, — Яра, дочь свинаря, Веселинка, подружка Марфуши, да Тихослава, внучка нашей знахарки.

Я резко встала, опасаясь позорно разрыдаться, в глазах уже защипало. Крупицы гордости, что у меня остались, не позволяли мне показать отцу свое состояние. Я лишь кивнула на вопрос, застывший в его взгляде, сообщив этим, что все поняла, и сбежала во двор, к Жучке. Старая собака всегда прижималась ко мне теплым боком, будто забирала все то плохое, что копилось в сердце.

Я зарылась в ее густую шерсть, содрогаясь от беззвучных рыданий, прижалась плотно, чтобы не увидел кто. Она понятливо заскулила, облизала руки, и собрала горькие слезы, что нескончаемым потоком лились из глаз.

Легче мне не стало в тот вечер, но стальные тиски, что заковали сердце, чуть ослабли.

Глава 2. О том, что не все то золото, что продается

День отбытия наступил так скоро, что я не успела закончить и половины дел, которые наметила доделать. Даже с единственным другом попрощаться не успела. Иван, сын местного ремесленника, с самого детства крутился вокруг меня, заглядывая мне в рот. Парнем он слыл хорошим, но разума ему немного не хватало, видимо, Ваня стоял в очереди за внешностью, когда раздавали мозги.

Высокий, широкоплечий, со светлыми вьющимися волосами и огромными синими глазами. Своей открытой улыбкой он заставил не одно девичье сердце в нашей деревне, и не только, быстрее биться. Только вот развитием он остановился где-то далеко в детстве. Мать у него от повышенной заботы о таком сыне состарилась быстрее, чем могла бы, а отец ушел в другую семью. Как теперь Ваня без меня будет? Горькие мысли о друзьях и прошлом помогали не удариться в панику и действовать практически на автомате.

Умылась, надела самое красивое платье, какое у меня имелось, под него ватные штаны, сверху бессменный тулуп, который меня еще не разу не подвел, грел исправно, на голову пуховый платок, а на ноги — валенки.

Во дворе уже храпели лошади, беспокойно стуча копытом по заметенной вьюгой дороге. Они тоже волновались перед поездкой, или просто хотели размяться. Зимой лошадей редко запрягали, особенно в снегопады, какой начался несколько дней назад и прекращаться не планировал.

На санях уже сидели закутанные по самые носы мои невольные товарки. Брови у всех нахмурены, глаза опухли, покраснели. Плакали, видно, как я, ночью. Я невесело им улыбнулась и уселась с краю.

Снег похрустывал под полозьями широких саней. Погода, что удивительно, установилась тихая, пока мы выезжали на широкий тракт, ведущий к Заколдованному лесу. Ветер больше не завывал, а снег мелкой крупой легко падал с неба. Даже низкие облака местами разошлись, чтобы пропустить лучи зимнего холодного солнца.

Отец молчал с самого утра, его глаз тоже коснулась краснота, я заметила, как сильно тряслись его руки, когда он брал в руки поводья. Это заставляло холодные тиски вокруг сердца сжиматься плотнее, дыхание перехватывало, а пульс стучал в висках, как сумасшедший.

Соседки тоже напряженно молчали, Тихослава что-то нашептывала беззвучно под нос. Молится или заговоры какие плетет? Вся деревня наслышана о том, что травница хотела Славку наследницей оставить