Евгений Велтистов - Ноктюрн пустоты

– Как вы оказались здесь, Джеймс?

– Я назвался вашим приятелем, и меня сразу пропустили, - ответил Голдрин.

Я вопросительно смотрел на Боби; он отвернулся, напевая бравую мелодию.

– Так просто? - Я подмигнул писателю.

– Так просто, - мигнул он в ответ и сразу стал серьезным. - Извините, Бари, я приехал… я приехал выручать несмышленых детей Америки…

– Вы что - проповедник, сэр? - не выдержал Боби.

– Я писатель, мистер Боби, а если вам угодно, и миссионер. - Глухой голос Джеймса рождался где-то в утробе, но с каждым вздохом широкой груди обретал знакомый набатный призыв. - Да, если угодно, я - черный миссионер среди белых безбожников, убивающих без разбора всех негров.

– Я не убил еще ни одного, хотя имел массу возможностей, - отозвался старина Боби.

– Не убили, так убьете!

Боби вскинул на него удивленный взгляд.

– Иногда хочется, - неожиданно признался он и вздохнул, что-то припоминая: - Я, разумеется, шучу.

– Но я не шучу! - взвился Голдрин. - Я уверен, что среди этих мальчишек из "Адской кнопки" есть представители моего народа!

– Тихо вы! - прошептал Боби, заслоняя Джеймса широченной спиной от зала. - Если хотите вести деловой разговор, то ведите! Почему вы думаете, что именно мальчишки и именно негры?

– Потому, что негры обречены в этой стране, - спокойно ответил Голдрин. - А что мальчишки - достаточно прочитать их ультиматум…

– Вы это имеете в виду, Голдрин? - Палец шефа полиции на миг уперся в раковину оркестра и опустился. - Неужели все они обречены?

– И этот… И этот… И этот… - Джеймс указал на оркестр, на черных официантов, на столик где-то в поднебесье с негритянской семьей. - Этих, - он устремил горячий взгляд в партер, где шумно веселились его состоятельные соотечественники, - этих - нет, потому что они забыли о корнях… И еще, - он устремил на шефа очень серьезные глаза, - учтите, мистер Боби, я вас ненавижу.

– О'кей. - Старина Боби и глазом не моргнул. - За что?

– Вы сказали о людях "это", и я вынужден был за вами повторять. Но слова сами по себе ничего не значат… Я вижу на вашей голове фуражку с кокардой…

– Вы правы, она у меня есть. Совсем новенькая, хотя ей почти полвека. - Шеф усмехнулся воспоминаниям юности. - Что вы хотите, мистер Голдрин?

– Разобраться в обстановке. И помешать вам стрелять…

– О'кей, старина, разбирайтесь, - согласился Боби.

На намек он не прореагировал.

– Вы не возражаете, мистер Бари? - спросил Голдрин.

– Отчего же? У каждого своя миссия…

Голдрин обхватил руками колено, сжался, превратился в черный камень. Он не шевелился, внимательно изучал зал.

Я заметил, что Джеймс дольше обычного смотрел на одинокого Гешта. Старик тотчас поднял горбатый нос, поприветствовал его взмахом руки. Голдрин не ответил, хотя в энциклопедии оба были в одном томе, на одну букву.

Мне нравился этот откровенный, запальчивый, наполненный бездонной печалью человек. Он имел четкую цель: мог, подобно отставному политику, жить на берегу Лазурного моря, но предпочел вернуться в ад ради других…

Я вспомнил этих других, сидящих в такой же позе отчаяния и безысходности, как Голдрин.

Других можно встретить буквально в нескольких шагах от Большого Джона - в квартале Кабини Грин, куда не желает завернуть ни один таксист. Нескончаемые трущобы, в которых крыс больше, чем людей. Когда из загородных вилл чиновники и бизнесмены колонной направляются на работу в центр города, на соседних улицах сидят на ступеньках праздные негры, которым нечего делать и некуда идти. Многие из них опустились на дно жизни. Дети и подростки, которые пока живут своей жизнью, видят, какое будущее их ожидает. За внешним равнодушием копится напряжение, которое чаще всего находит выход в преступлении.

Чисто внешне, особенно для приезжих, все обстоит благополучно. Я, например, отлично знаю, что негры работают в полиции, гостиницах, заводских цехах, Белом доме. Учатся в школах и университетах вместе с белыми. Ездят в автомобилях. Почему же они упорно называют себя "афро"? Только ли потому, что их увольняют первыми?

На экранах телевизоров и кинотеатров движутся одинаковые черные модели. Даже не движутся, а скользят какой-то особой таинственной походкой. В черной куртке, схваченной в талии, облегающих брюках, остроносых ботинках на высоком каблуке, широкополой шляпе. Так сказать, современный городской ковбой. Это и есть "ниггер" - наркоман, хулиган, сутенер, преступник. Так представляют белые американцы его место в жизни.

Белый и черный миры разделяет невидимая грань. Они ненавидят друг друга. Ненависть белых - ненависть обеспеченных, дрожащих за свою собственность. Когда же чаша терпения цветных переполняется, миры могут столкнуться в безумном взрыве.

– К вам гость, старина, - объявил мне Боби, приняв информацию от своего официанта. - Прямо из Лондона.

– То есть как? - На этот раз взвился в кресле я. - Скажите, шеф, если бы я попытался проникнуть с улицы в Большой Джон, меня бы пустили?

– К мистеру Бари - да! - Шеф кивнул. - Любого человека без оружия.

– Вы ловко пользуетесь рекламой, старина, даже если она исходит от преступников.

– Профессия… - Он пожал плечами.

Глава четырнадцатая

Почему я ожидал увидеть сэра Криса, который непременно спросил о погоде, но это был сияющий курносый Адамс.

– Привет, Джон! - Он крепко пожал руку, развалился в кресле, не обращая внимания на других присутствующих, - типичный свободный художник из всемогущественной Би-Би-Си. - Решил навестить тебя лично.

– Что, опять штраф? Не хватает полсотни фунтов? - Я вспомнил наше расставание на шумном лондонском перекрестке.

– Здесь берут дешевле! - Нос Адамеа наморщился от смеха. - Мне надо выйти на одного человека. В Лондоне говорят, что он слушает только тебя…

– Кто он?

– Местный Шерлок Холмс - Адамс заглянул в записную книжку. - Фамилия Боби. - Продюсер расцвел от удовольствия. - Какое совпадение! У нас полицейских тоже зовут бобби!

– А зачем он тебе, Адамс? - Я подмигнул невозмутимому Боби.

– Понимаешь, в этой клетке застряла одна птичка. А у меня съемка на Гавайских островах. Как раз послезавтра. - Он понизил голос до ровного шепота, каким сообщают собеседнику крупную сумму выигрыша. - Третти Табор… Уловил?..

Я присвистнул. Дорогую птичку ловит продюсер в объективе! Третти - вот уже пять лет золотая певица Америки и мира.

– Я за ней охотился два года, - сообщил Адамс. Подвижный его нос выдавал переживания. - А тут какой-то идиотский вестерн с террористами…

– Что ты хочешь?

Я оборвал его слишком резко, чересчур чувствительно для англичанина. Адамс так и замер с раскрытым ртом. Я вспомнил нашу встречу с Эдди в Лондоне после того, как вышел из машины продюсера, и пожалел о горячности.