Марица. Исток - Александра Европейцева

заметки — испещрённые беглым почерком листки — и направилась к выходу. Усталость накатывала тяжёлой, вязкой волной, смешиваясь с разочарованием. Я так надеялась найти хоть какую-то зацепку, хоть намёк для Паргуса, для себя, для всех нас.

Главный зал был почти пуст. Гасли светящиеся сферы, погружая бесконечные ряды книг в таинственный полумрак. Только где-то вдалеке скрипела пером одинокая студентка, засидевшаяся так же, как и я.

Массивные дубовые двери бесшумно распахнулись передо мной, впуская прохладный ночной воздух. Я сделала глубокий вдох, стараясь смыть с себя книжную пыль и чувство беспомощности.

И замерла.

Площадь перед библиотекой была пустынна. Ни экипажа, ни моего кучера, которого я ждала к восьми. Лишь пара стражников лениво прохаживалась у дальних фонарей.

Ветер крутил под ногами опавшие листья, и где-то вдали прокричала ночная птица. Я обернулась к библиотекарю, который уже собирался запереть двери.

— Извините, мастер Гаррик, вы не видели моего экипажа? Должен был подъехать.

Старик нахмурился, вглядываясь в темноту.

— Не припоминаю, тэба. Возможно, задержался. Позвольте, я вызову вам наемный экипаж. Мы работаем с некоторыми извозчиками.

Он скрылся внутри, а я осталась стоять на холодных мраморных ступенях, кутаясь в плащ. Тревога, приглушённая часами исследований, снова подползла к горлу. Слишком много странностей за один день.

— Тэбор занят, везет пару выпивших студентов. — из дверей библиотеки вышел мистер Гаррик. — Обещали направить карету с другим кучером. Она будет темная. Хорошего вечера, тэба.

Мистер Гаррик ушел, и вскоре из темноты выплыла карета. Тёмная, без опознавательных знаков, запряжённая парой крупных гнедых лошадей. Она подкатила почти бесшумно. Кучер, закутанный в плащ с низко надвинутым капюшоном, лишь кивнул в мою сторону. Я, не раздумывая, шагнула к дверце.

— Во дворец, — бросила я, усаживаясь в мягкие, пахнувшие кожей и дымом кресла.

Кучер ничего не ответил, лишь щёлкнул вожжами. Карета тронулась с места, её ход был удивительно плавным и быстрым.

Я откинулась на подушку, закрыла глаза, пытаясь упорядочить обрывки мыслей. Общая картина не складывалась Я снова порылась в сумке, достала свои заметки, попыталась вчитаться при тусклом свете уличных фонарей, мелькавших за окном.

Прошло несколько минут, прежде чем я оторвалась от свитков и взглянула в окно.

И похолодела.

Мы ехали не в сторону освещённого огнями холма, где стоял дворец. Тёмные силуэты домов становились ниже, улицы — уже и грязнее. Воздух, проникавший в щели, пах не цветущими парками и дымом каминов, а стоячей водой, дешёвым углем и чем-то кислым, прогорклым.

Это была не дорога во дворец. Это была дорога на окраину, в трущобы у реки.

— Эй! — крикнула я, стуча кулаком в перегородку. — Куда мы едем? Остановитесь немедленно!

Кучер обернулся. Из-под капюшона мелькнула ухмылка, и в тусклом свете я увидела незнакомое лицо со шрамом через глаз.

— Скоро приедем, госпожа, — прокричал он сквозь ветер, и его голос прозвучал грубо и насмешливо.

Сердце упало, застучав где-то в пятках. Ловушка.

Мысли завертелись, сплетаясь в единый клубок страха и ярости. Выпрыгнуть? На такой скорости — верная смерть или увечье. Остаться — стать игрушкой в руках незнакомцев. Воздух в карете внезапно показался спёртым, густым, как сироп. Я вжалась в сиденье, пальцы впились в бархат обивки, выискивая глазами хоть что-то, что могло бы стать оружием. Пусто. Только мои заметки, рассыпавшиеся по полу.

Карета резко затормозила, едва не швырнув меня вперед. Мы стояли на глухой, темной улице, застроенной покосившимися домами с забитыми окнами. В воздухе висела тяжёлая смесь запахов гнилой воды, мочи и дешёвого перегара.

Дверца распахнулась, и в проёме возникла силуэты двух мужчин. Тот самый кучер со шрамом и другой, пониже, с тупым, жадным лицом.

— Ну, вылезай, красотка, — просипел низкий. — Не заставляй себя ждать.

Они были грубы, предсказуемы. Их взгляды, полные алчности и пошлого любопытства, скользили по моему платью, волосам, останавливаясь на жемчужных серёжках — подарке королевы, который я надела сегодня по глупости.

— Серьги снимешь сама, или помочь? — шагнул ко мне ближе тот, что пониже, протягивая грязную руку.

— Платьице тоже не плохое, — добавил кучер, ухмыляясь. — И кошелек. И всё остальное, что при тебе есть. А потом… погуляем.

Мысль о их прикосновениях вызвала такую волну отвращения, что страх мгновенно испарился, сменившись леденящей, чистой яростью. Они видели только аристократку, лёгкую добычу.

— Не подходите, — прозвучал мой голос, ровный и чужой.

— Ой, испугалась! — они оба рассмеялись, обменявшись взглядами.

Второй сделал ещё шаг, его пальцы уже готовы были впиться в моё запястье.

Я не стала тратить время на сложные заклинания. Простой, грубый импульс силы, вырвавшийся из самой глубины истощенного, но всё ещё яростного резерва. Невидимый кулак ударил обоих в грудь.

Они отлетели назад с одновременным «уфф!», споткнулись о мостовую и рухнули в грязь. Я не стала смотреть, что с ними. Подобрав юбки, я выпрыгнула из кареты, едва не падая на скользкие камни.

— Ах ты ведьма! — проревел кучер, уже поднимаясь на ноги. Его лицо исказила злоба. — Я тебя сейчас…

Он рванулся ко мне, его товарищ — следом, сбивая меня с ног. Инстинкт сработал быстрее мысли. Руки сами взметнулись вверх, выстраивая барьер. Щит вспыхнул голубоватым свечением в тот миг, когда их кулаки обрушились на него.

Удар отозвался во всём теле жгучей, глухой болью. Заклинание спасало от прямых ударов, но давление все же оставляло на теле синяки и причиняло, пусть и терпимую, но боль. Они били везде, пытаясь найти брешь. Следующий удар они нанесли уже чем-то металлическим и тяжелым. Щит дрогнул, но выдержал.

Я дрожала от страха и ярости, понимая, что пока держу щит, не могу сотворить новое заклинание. И тогда, родовая магия, как не контролируемый импульс, рванула из меня, сметая всё на своём пути.

Она ударила в нападавших, отшвырнув их, как щепки, к стене противоположного дома. Раздался глухой стук, приглушённый крик, а затем тишина, нарушаемая лишь их хрипами.

Я поднялась, тяжело дыша, чувствуя, как всё тело ноет от перенапряжения. Они шевелись, пытаясь подняться. Ошеломлённые, но живые.

Не дожидаясь, пока они опомнятся, я развернулась и побежала. Не оглядываясь, спотыкаясь о разбросанный хлам. Я бежала прочь из этого тупика, на свет главных улиц, оставляя позади тёмную карету и двух ошалевших от происходящего грабителей.

Сердце колотилось где-то в горле, выбивая сумасшедший, неровный ритм. Тёмные переулки сливались в один сплошной кошмарный лабиринт. Где-то впереди должны были быть огни, люди, безопасность. Но улицы были пустынны и