Сердце из черного льда - Терри Гудкайнд

— Прошу за мной. — Сайрус посмотрел с вызовом. — Я покажу.

Покинув зал собраний, Сайрус заскользил по каменным коридорам, пока не остановился перед запертой кладовой. Мужчина сделал глубокий вдох и потянул на себя дверь. Темное дерево было таким старым, что казалось окаменевшим; петли заскрипели, и дверь неохотно отворилась.

Когда свет факелов разогнал тени, Никки увидела огромное помещение, заполненное сверкающими мечами на стойках — оружия было достаточно для многотысячной армии. По углам, точно кукурузные колосья, стояли копья. На полках были сложены изогнутые шлемы, а на щитах виднелся символ пламени Кергана.

Сайрус поднял один из мечей.

— Мы точим их и смазываем, чтобы быть готовыми к тому часу, когда генерал призовет нас на войну. Мы тренируемся по ночам, упражняясь в фехтовании перед его статуей. — Он выглядел напряженным. — Мы долго ждали, когда нас призовут, но это случится. Мы знаем! Учитывая рассказы о генерале Утросе, мы не сомневаемся.

— У вас должны быть сомнения, — проворчала Никки. Несмотря на свой скептицизм по поводу слепой веры этого человека, она восхитилась клинками и доспехами. — Вы многого не знаете о вашем герое.

— Я знаю все, что мне нужно знать, — оборвал ее Сайрус, — и мы готовы принять его.

Показав Никки арсенал, он выпроводил ее и закрыл дверь. Никки слышала, как в мрачных коридорах закрытых зданий шуршали одеждами Прячущиеся люди, их разговоры становились все громче. Солнце уже зашло, и люди снова могли свободно ходить по городу.

Глава 20

В закрытом трюме змеиного норукайского корабля разило потом, рыбой и страхом. Бэннон сгорбился на деревянной скамье, чувствуя, как кандалы словно челюстями сжимают запястья. Лязг тяжелых цепей был тише, чем стоны боли и страха. Бэннон заставлял себя оставаться сильным, ведь он продержался уже так долго.

Весла скрипели, пока рабы налегали на них, направляя змеиный корабль вниз по реке. Унылое биение барабана эхом отдавалось в трюме, где пленники изо всех сил старались не отставать от ритма. Они усердно трудились, чтобы избежать кнута надсмотрщика, которому не терпелось начать день с показательных избиений.

Открытые люки в корпусе должны были впускать солнечный свет и воздух, но едва справлялись. Напоминание о дневном свете и свободе было просто еще одной из пыток норукайцев. Ладони Бэннона, сжимавшие скользкое от пота весло, покрылись волдырями. Вместо стона у него получалось лишь какое-то хриплое карканье. Он не знал даже, сколько времени осталось до того, как ежечасное ведро речной воды снова будет передано по кругу, и им в рот ковшом плеснут воду.

Мышцы на руках Бэннона трепетали до костей. Течение реки Киллрейвен тянуло вперед, и темные паруса ловили ветер, но король Скорбь настаивал на большей скорости, заставляя пленников потеть, истекать кровью и умирать, если придется. В то время как другие умоляли о пощаде, Бэннон не доставлял такого удовольствия покрытым шрамами налетчикам. Барабанный бой стал громче, и он напрягся, чтобы не отстать.

Их надсмотрщиком был угрюмый человек по имени Боско, склонный к метеоризму, чем только усиливал вонь в ограниченном пространстве под палубой. Его лицо покрывали татуировки и шрамы, но Боско был бы уродлив даже без увечий.

— Сильнее, черви! — проревел он, сидя под открытым люком. — Ленивые останутся голодными. Если хотите полуденного пиршества, то лучше нагулять аппетит. — Он рассмеялся, широко раскрыв обезображенный рот.

Желудок Бэннона сжался при мысли о тошнотворных рыбьих потрохах, которые ему плеснут в рот. Он голодал уже много дней и заставит себя проглотить пищу, несмотря на ужасный вкус.

Несчастный здоровяк, прикованный рядом, захныкал. Плечи его сгорбились и затряслись, а руки просто лежали на весле.

— Пожалуйста, греби, — прошептал Бэннон, — помоги мне. Если они решат, что ты ленив, они отрубят тебе руки, а я не хочу, чтобы с тобой это случилось. — Мужчина вздрогнул, будто слова Бэннона были такими же острыми, как хлыст норукайцев. — Доверься, держись меня. Мы справимся.

Здоровяк мрачно ухватился за весло и потянул, хотя и не мог произнести ни слова. Этот мужчина, Эрик, был схвачен всего две ночи назад, когда змеиные корабли совершили набег на небольшую мирную деревню. Во время налета Мелок остался на палубе и подпрыгивал от возбуждения, наблюдая, как король Скорбь размахивает боевым топором и ведет за собой бойцов.

— Топор рубит древесину! Меч рубит кости! — прокричал альбинос и посмотрел на Бэннона так, словно слова имели особое значение.

С палубы главного корабля Бэннон наблюдал, как безжалостные норукайцы грабили и жгли поселение. Он жалел, что нет Крепыша или хотя бы палки, чтобы разбить лицо Мелку, или королю Скорбь, или корабелу Гаре, или надсмотрщику Боско. Сойдет любой норукаец.

Норукайцы разграбили поселение, захватили припасы, сожгли дома, убили детей, изнасиловали женщин. Они также пленили горстку сильных и здоровых мужчин, включая Эрика. После того как змеиные корабли снялись с места, Бэннон был рад узнать, что несколько норукайцев не вернулись: жители деревни, должно быть, оказали сопротивление. Теперь Бэннон и Эрик были прикованы к одной скамье, хотя у них было мало возможностей для разговора. Здоровяк был охвачен горем.

— Ты должен трудиться, чтобы они тебя не убили, — убеждал его Бэннон. — Я знаю, что все ужасно, и могу только догадываться о том, что ты потерял, но не сдавайся. Надо искать возможность сбежать. Ты узнаешь, когда придет время.

Все еще всхлипывая, Эрик кивнул.

— Они все мертвы…

Бэннон попытался придумать, как придать бедняге сил.

— Своей смертью ты не вернешь семью. Норукайцы не потерпят неповиновения. Мы для них не более чем улов.

— Ненавижу их. — У Эрика были лохматые каштановые волосы, борода, квадратное лицо и широкие плечи. Налетчики убили его жену и двоих детей, но его самого пленили, потому что он выглядел сильным. — Я их ненавижу, — повторил он.

— У нас много общего. Пресвятая Мать морей, мы как-нибудь найдем выход. Держись меня и не сдавайся.

Над люком нависла тень, и король Скорбь что-то крикнул в трюм. Надсмотрщик прекратил барабанить, чтобы расслышать слова короля.

— Вы повержены. Вы — рабы. Вы служите норукайцам. Ваши жизни принадлежат нам, и мы можем забрать их, когда захотим, если вы не будете работать.

Закованные в цепи люди ссутулились на скамьях. Бэннон молчал, хотя